Типологии миграционных процессов
Попытаемся вывести основания известных нам типологий миграционных процессов. Выделим типологические признаки первого порядка — цели, пространство-время, количество и качество, — с опорой на которые выведем типологические основания второго порядка.
1. Типологии первого порядка
Ключевой параметр любого движения – это наличие и характер цели. Целеполагать можно самостоятельно (добровольно), целеполагание может быть присвоено и внешней силой (в таком случае движение осуществляется принудительно). Промежуточный тип, вызванный объективными — не связанными с волеизъявлением субъекта — обстоятельствами, получил название вынужденных миграций (эвакуация из зон военных действий, этнических конфликтов, стихийных бедствий, экологических катастроф и т.п.). Таким образом, с точки зрения проявленности субъекта целеполагания миграционные процессы делятся на добровольные, принудительные и вынужденные. При этом нужно понимать, что, когда речь идет о деловых, рекреационных и образовательных миграциях, добровольности в них — хоть отбавляй, а вот в трудовых и переселенческих, напротив, о добровольности можно говорить лишь с долей условности. В последнем случае очень часто (если только переселение не вызвано замужеством/женитьбой и соответствующим переездом на жительство к одному из супругов) речь идет о вынужденной миграции, с большей или меньшей долей добровольности или принудительности. Следовательно, в том или ином случае корректно говорить о степени вольности. Данная типология стала сверхпопулярной в связи с доминированием в современном нам мире концепта прав человека.
Введение параметра пространства-времени позволяет вести речь о типологиях по отношению (а) к конечному пункту перемещения (векторные и маятниковые миграции) и (б) к условным и воображаемым линиям: во-первых (б.1), по отношению к границе: (б.1.1) административной (внутренние, внешние, транзитные, приграничные) и (б.1.2) социокультурной; во-вторых (б.2) — к оси центр-периферия (центростремительные и центробежные).
Введение качественного параметра позволяет оценивать качественные характеристики миграций. В настоящее время выделяются следующие: образовательные, квалификационные, возрастные (половозрастные), семейные, имущественные и социокультурные (расовые, этнические, религиозные, языковые). Бессмысленно обсуждать, сколько та или иная страна должна или может запустить в свои пределы иммигрантов, не дав ответы на принципиальные вопросы «каких?» и «в каком качестве?». Поэтому вопросы качества потока, механизмы его интеграции и деятельностного употребления всегда предшествуют обсуждению количественных параметров. Социокультурный параметр может быть развит в типологию по степени комплементарности.
Следующий шаг: рассмотрим типологии миграционных процессов второго порядка, в основу которых положены такие характеристики, как целеполагание и степень вольности, конечный пункт перемещения и время пребывания, граница и ось центр-периферия, качество и количество, комплементарность и виды социокультурных образований, интенсивность потока и наличие у него русла.
2. Типологии второго порядка
1) Относительно добровольного (самостоятельного) целеполагания миграционные процессы принято делить на трудовые, деловые, образовательные, рекреационные и переселенческие, т.е. люди отправляются куда-то с намерением работать, делать бизнес, учиться, отдыхать или проживать. В свою очередь, каждый из выделенных типов имеет собственное членение. Так, например, туризм — или рекреационные потоки — делится на выездной, въездной и внутренний (т.е. относительно границ — см. п.5 настоящей типологии), а разновидностью переселенческой миграции, в последнее время приобретшей огромное значение, особенно на Западе, является миграция с целью воссоединения семей.
2) Относительно принудительного целеполагания — на насильственные и репрессивные. Павел Полян оба эти типа характеризует как депортационные миграции, усматривая за ними грандиозный, завораживающе продуманный план работ советского правительства и Генштаба с пространством «империи» рабочих и крестьян. Отдавая дань единству и масштабам действий советского правительства, мы все же считаем целесообразным различение двух вышеозначенных типов депортационных миграций.
2.1) Примером насильственных миграций служат массовые перемещения сельского населения из центральных и южных регионов европейской части СССР в северные области, на Урал и в Сибирь в период коллективизации; зачистка государственных границ накануне военных кампаний, т.н. превентивные депортации, характерные уже для периода накануне Первой мировой войны и получившие организационный размах перед Второй (так, накануне Второй мировой войны были проведены масштабные зачистки, в частности западных границ: поляки и немцы (1935–36); южных: курды по всему периметру (1937); восточных: тотальная депортация корейцев и др. (1937); вновь южных: иностранно-подданные евреи и иранцы (1938); новых западных границ: бывшие польские и прочие иностранные граждане (1940); северных границ: Мурманская область (1940); северо-западных и юго-западных границ: Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссии, Молдавия (1941)); депортации малочисленных народов Крыма, Северного Кавказа и Закавказья в Казахстан и Среднюю Азию во время Великой Отечественной войны (тотальные депортации карачаевцев (08–11.1943), калмыков (12.1943–06.1944), чеченцев и ингушей (02–03.1944), балкарцев (03–05.1944), крымских татар и др. народов Крыма — греков, болгар, армян, небольшого количества итальянцев (05–07.1944), турок-месхетинцев, а также курдов, хемшинов, лазов и др. из Южной Грузии (11.1944)).
2.2) Будучи насильственно перемещенными в новые места проживания, эти мигранты обладали там некоторой свободой действий и перемещений — в отличие от тех, кто подвергся репрессивной миграции, к которой, безусловно, относятся миграционные потоки в сторону и в пределах ГУЛАГа. Нельзя не отметить, что география последнего удивительным образом совпадала с основными районами нового индустриального освоения советской эпохи. Но мы не станем даже пытаться соперничать с Александром Исаевичем Солженицыным, приводя холодящие кровь примеры, иллюстрирующие масштабы деятельности репрессивной машины ГУЛАГа.
3) Относительно вынужденного целеполагания мигрантов принято делить на беженцев и вынужденных переселенцев (или, как это принято в международном праве, перемещенных лиц — displaced persons). Граница между этими двумя категориями плавает и во времени, и в пространстве (от страны к стране). В российском законодательстве эта граница только отчасти затрагивает такой ключевой признак, как гражданство.
Рассматриваемая типология играла для стран западной демократии — бесспорно, задающих тон в развитии международной правовой системы — огромное значение на протяжении всего XX века. Ключевой смысл во всем этом представлял институт «беженства» и такие институционализированные понятия, как «гуманитарная катастрофа», «геноцид» и «этноцид». «Распад социалистической системы и сворачивание созданной в годы «холодной войны» мировой системы предоставления политического убежища — не просто параллельные, а теснейшим образом взаимосвязанные процессы». Граница между беженцем и иммигрантом-небеженцем — под грузом невыполнимых обязательств и новых политических задач — постепенно стирается, а с ней исчезает и различие между политикой миграционного контроля и политикой по защите беженцев.
4) Относительно конечного пункта прибытия — на маятниковые (имеющие ритм отъезда-возвращения) и векторные. Иными словами, люди отправляются куда-то, предполагая вернуться и вновь отправиться (что и формирует маятниковый цикл), и делают это с некоторой периодичностью; следовательно, практический интерес представляет частота подобных выездов-возвращений.
4.1) Таким образом, относительно шкалы времени маятниковые миграции целесообразно делить на челночные (поденные и недельные) и сезонные (в пределах года). Для последних характерна специализация в сельском хозяйстве, рыболовстве и сфере услуг. Для первых — мелкий торговый бизнес (челночные миграции Россия-Китай и Россия-Турция) и экономическая деятельность в приграничной полосе, как, например, вдоль американо-канадской границы. (Таких рабочих называют фронтальерами.)
4.2) В свою очередь, векторные миграции делятся на безвозвратные (говорящие сами за себя), временно-постоянные (сроком на 1-6 лет, что обычно связано с получением образования, работы и в силу вынужденного оставления родины) и эпизодические — т.е. это разовые, без повторного цикла поездки. Последний тип у ряда авторов ассоциируется в основном с международным туризмом, но приходится отметить тот факт, что, если определенные рекреационные направления взять в статистическом разрезе (а не рассматривать как сумму индивидуальных и в этом смысле векторных поездок), то налицо маятниковый цикл, что выводит часть рекреационных потоков из векторного кластера.
5) Относительно границы:
5.1) Административной границы. Одна из самых распространенных и простых для администрирования типологий нашего времени. Выражается в делении миграционных потоков на внешние и внутренние. Внешние, в свою очередь, делятся на эмиграционные и иммиграционные (относительно страны-приема и эмитента), а внутренние — на внутрирегиональные и межрегиональные (относительно административных границ). Разновидностями внешних миграций являются: транзитные (с двойным пересечением государственной границы) и приграничные, или т.н. фронтьерские, отражающие глубину проникновения на внутренние территории. Данная типология имеет явный политический (геополитический) контекст. Расцвет ее пришелся на время укрепления института национальных государств, рефлексирующих себя посредством границ (отсюда — мышление национальными экономиками, национальной безопасностью, валовым национальным продуктом и проч.). Пик востребованности данной типологии в нашей стране пришелся на времена «железного занавеса».
5.2) Социокультурной, или видов социокультурных образований (СКО). Исходя из теории социокультурных систем, потоки различают по распределению в СК пространстве, т.е. потоки внутри собственного СК образования — в пределах хоумленда и направленные во внутренний буфер или из него, и потоки, затрагивающие внешний буфер и чуждые СК образования. Данная типология позволяет анализировать и прогнозировать ситуацию с точки зрения социокультурной (пространственной, национально-культурной) безопасности.
6) Относительно оси центр-периферия — на центростремительные («гравитационные») и центробежные. Первые направлены на уменьшение социальной энтропии, вторые — на ее увеличение. Прослеживаемая аналогия со 2-м законом термодинамики позволяет условно называть данную типологию термодинамической.
6.1) Гравитационные миграции представлены в подавляющем большинстве случаев аккреционными процессами, направленными от периферии к крупным промышленным, научным и культурным центрам, прежде всего к столицам. Аккреционные потоки находятся в неразрывной связи с процессами урбанизации, взаимно подпитывая друг друга. Аккреционные процессы могут способствовать созданию в демографически деградирующих регионах «антропопустынь». Фазовый переход от индустриального к когнитивному укладу характеризуется сменой масштаба аккреции — от «деревня—город» (как правило, в рамках национальных границ) к «глобальная деревня—мировой город» (характеризуя давление Третьего мира на страны Севера).
6.2) Центробежные миграции представлены процессами растекания безземельного крестьянства на пустынные, незаселенные территории (яркими примерами такого типа являются колонизационные процессы XIX века в России, США, Канаде, Бразилии, Австралии) и перемещения городского населения в пригород (экологическое движение второй половины XX века).
7) Относительно степени комплементарности. Данная типология позволяет оценивать социокультурную безопасность тех или иных фракций, привносимых человеческими течениями. От ответа на вопрос, насколько взаимодополняемы сообщества «принимающие» и «прибывающие», зависит решение о квотах, скорости и географии поступления иммигрантской волны. Ведь чужеродные элементы в определенных комбинациях могут порождать «язвы» на «теле» страны и в пространстве культуры (после чего становится не до модной теории мультикультурализма). При этом не следует путать комплементарность с толерантностью. Ведь нередки ситуации, когда по всем признакам комплементарные иммигранты попадают в абсолютно атолерантную среду (так, например, в 90-е годы ушедшего века русские переселенцы из Средней Азии неоднократно подвергались агрессии неприятия в «глубоких» русских таежных углах).
8) Различение человеческих течений по их интенсивности: объемы поступления за единицу времени. В истории планеты имели место разреженные, но устойчивые (порой весьма масштабные) перемещения населения. Обычно эти процессы разворачиваются настолько незаметно, что не попадают в поле зрения управленческих элит. И наоборот, в силу перманентных потрясений и катастроф или пассионарной вспышки за очень короткий промежуток времени может сняться с мест и переместиться относительно большое количество населения. Традиционный коэффициент интенсивности миграции является важнейшей статистической характеристикой подвижности населения.
9) Относительно наличия-отсутствия русла потока — на человеческие диффузии и человеческие течения.
Что позволяет миграция
1. Оказывать влияние на динамику изменений численности населения региона/страны. Миграция в состоянии компенсировать естественные потери (в РФ за межпереписной период 1989–2002 гг. потери составили 12,8 млн. чел., но иммиграция компенсировала 11 млн.) или, напротив, вызвать процесс депопуляции (Ирландия, Португалия, Греция в 1960-е гг.).
2. Менять половозрастную структуру населения. Миграция — явление по большей части молодежное, поэтому, как правило, иммиграция улучшает половозрастную структуру принимающего сообщества, а эмиграция — ухудшает («ухудшение» нужно понимать весьма относительно; часто в ситуации взрывного роста численности населения резко увеличивается доля молодых возрастов, для самореализации которых нет и в короткие сроки не могут быть созданы соответствующие условия, и если это поколение не будет «сброшено» посредством иммиграции, страну ждут потрясения: пример — современный Иран, где 20% населения составляет молодежь в возрасте 15-25 лет). Исключение составляют некоторые современные виды миграции, в частности, с целью восстановления семей, когда родители переезжают к своим осевшим в странах иммиграции детям.
3. Увеличивать гомо- или гетерогенность того или иного региона/страны. Так, например, доля титульного населения Татарстана и Чувашии медленно, но устойчиво повышается в силу доминирования в притоке титульных этносов. С другой стороны, гетерогенность крупных городов Нижней и Средней Волги также медленно, но устойчиво повышается за счет капиллярных миграций с Кавказа и из Центральной Азии. Другой пример — Закавказье, в котором после кровавого национального размежевания 1990-х гг. сложилась никогда прежде не фиксируемая ситуация практической моноэтничности целых районов. Уникальный пример сознательного увеличения гетерогенности являет собой иммиграционная политика США, в рамках которой действует программа стимулирования иммиграции из слабо (недостаточно) представленных стран/регионов.
4. Выравнивать или усугублять региональные диспропорции. Речь идет о двух источниках (к сожалению, это обычно выливается в две разные политики): за счет внутренних миграций и за счет внешних. Умение с помощью селективной иммиграционной политики учитывать региональные особенности (и в частности выравнивать региональные диспропорции) относится к высшему пилотажу пространственного развития. Так, даже властям Канады — по многим показателям в части политики натурализации, власти передовой — учет этого фактора дается с трудом, что вызывает обоснованную критику местного экспертного сообщества.
5. Менять ситуацию на рынках труда и, в частности, улучшать/ухудшать квалификационную структуру рынка труда. Почти классическим примером здесь является пресловутая «утечка умов», позволяющая более развитым в экономическом плане странам восполнять недостаток на внутренних рынках научно-технических специалистов и высококвалифицированной рабочей силы в целом за счет стимулирования миграции определенных, как правило профессиональных, групп населения из т.н. развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки, а также Восточной Европы и государств бывшего СССР. Другой пример — «план Маршала», представляющий собой «ударное» восстановление экономики Западной Европы после Второй мировой войны, завязанное на политику стимулирования трудовой иммиграции.
6. Управлять освоенческими процессами. Миграция является основой освоенческих процессов, особенно на пионерной стадии (множество примеров дает история любой колонизации). Выше мы уже упоминали о роли ГУЛАГа как основного советского института репрессивной миграции в освоении экстремальных районов Сибири и Дальнего Востока в период ускоренной индустриализации. Здесь же следует упомянуть куда более гуманный, но с теми же стратегическими целями проводимый переселенческий проект в рамках столыпинской реформы или еще более ранние проекты в рамках освоения Дикой Степи (Новороссии). Другой пример — политика государства Израиль, в котором помимо обычных городов существуют т.н. «города развития», основанные еще в первые годы становления государственности. Такие города преимущественно создаются на периферии, в районах, которые правительство стремится развивать. Чтобы побудить население перебраться из освоенного пространства в эти города, используется целый арсенал стимулов: безвозвратные денежные ссуды, помощь в открытии частного дела, повышенные ипотечные ссуды и т.п.
7. Менять или поддерживать (сопровождать) смену хозяйственной специализации территории. Пример тому — инсталляция и развитие в Крыму, Турции, Хорватии, Египте, Тунисе рекреационной специализации. Другой пример — инкорпорирование научных школ и индустриальной промышленности в республиках Средней Азии за счет русского (русскоязычного) населения центральной России.
8. Реализовывать крупные (трансконтинентальные) транспортные проекты. Крупнейшие страны мира для обеспечения связности территории, с одной стороны, и создания инфраструктурных предпосылок освоения, с другой, вынуждены реализовывать масштабные транспортные проекты с массовым привлечением рабочей силы. Так, Россия и Китай для реализации планов строительства своих трансконтинентальных железных дорог обходились внутренними ресурсами (соответственно, организовывая внутренний миграционный приток в зоны строительства), а США и Канада в конце XIX века решали масштабные инженерные задачи за счет иммиграции.
9. Обеспечивать социокультурную и военно-политическую безопасность той или иной территории,и в частности — новых государственных границ. Что касается границ, то классическими примерами являются перемещения, проводимые советским правительством (выше мы уже перечисляли советские операции по зачистке границ). Но наивно полагать, что хорошо организованное насильственное (превентивное или в качестве наказания «по факту содеянного») перемещение населения было инструментом исключительно политики СССР. На примере Крыма мы можем подробно проследить аналогичные действия Российской империи в отношении присоединенного полуострова и новой границы с «коварной», хоть и дряхлеющей Портой.
Что позволяют иммигранты
Экономические (макроэкономические и геоэкономические) аргументы в защиту наступательной иммиграционной политики:
1. Иммигранты являются не только наемными работниками, но и предпринимателями. Иммигранты в большей степени, чем местное население, склонны к риску, в т.ч. в форме создания собственного дела и новых предприятий. Тем самым иммигранты превращаются в фактор создания новых рабочих мест.
2. Иммигранты являются не только работниками, но и потребителями. Более того, прежде чем стать работниками, иммигранты становятся потребителями и даже если они не становятся работниками, они неизбежно становятся потребителями, поэтому в краткосрочной перспективе иммигранты могут даже способствовать сокращению безработицы среди коренного населения.
Общий вывод для двух приведенных выше тезисов: объемы иммиграции нельзя напрямую соотносить с ёмкостью рынка труда принимающей стороны, а политика селективной иммиграции может быть политикой увеличения в стране предпринимательской активности, емкости потребительского рынка и снижения безработицы.
3. Иммигранты могут на деле обеспечивать диверсификацию международных — торговых, производительных, гуманитарных — связей принимающей страны, что повышает ее востребованность, а значит, геоэкономическую и геокультурную устойчивость.
4. Иммигранты могут обеспечить повышение производительности труда. Существует аргументированная позиция, заключающаяся в том, что массовый приток низко квалифицированной рабочей силы «портит» (по крайней мере расслабляет) национальный бизнес, который, пользуясь дешёвым трудом, откладывает модернизацию производственного комплекса. Но селективная политика иммиграции как раз и предполагает стимулирование такого притока рабочей силы, с опорой на которую (силу) как раз можно добиваться повышения производительности труда.
5. Сумма налогов, которые платят иммигранты, может превышать стоимость потребляемых ими услуг в сфере социальной защиты и образования. И зависит это исключительно от баланса (национальных) налоговой и социальной систем. Несобираемость налогов с населения в России (явно порочная, но системная ситуация) не позволяет пополнять местный бюджет, инвестируя в ускоренную интеграцию иммигрантов, хотя и создает коррупционную систему «социального вспомоществования» для ряда должностных лиц и сообществ.
6. Не раз отмечалось, что на микроуровне — в небольших селах и поселках городского типа — приезд даже одного активного иммигранта-предпринимателя может развернуть ситуацию в конкретном месте от депрессивной до развивающей. В частности, иммигранты могут привнести новые виды товаров и услуг, ранее даже не предполагавшиеся в данной местности.
7. С опорой на иммигрантов можно создать научно-техническую и научно-гуманитарную среду. Широко известно, как повезло Америке в результате еврейской иммиграции Старого Света, вызванной нацистской расовой политикой.
8. Иммигранты могут обеспечить ключевой научно-технический прорыв в вопросе военно-политического лидерства. Пожалуй, самый яркий пример тому — Манхэттенский проект, в котором доля иммигрантов превышала 50%.
9. Многие иммигранты, прибывающие по выстроенным каналам натурализации в Канаду, США, Германию, Израиль, несут высокие образовательные стандарты. Таким образом, принимающей стороне нет нужды на протяжении долгих лет вкладывать средства в их образование; по факту, мы имеет дело с приватизацией образовательной ренты других стран.
10. Не менее выгоден экспорт образовательных услуг, особенно используемый в качестве канала натурализации (в некотором смысле речь идет о технологии двойного потребления: вначале зарабатывает университет на платном образовании иностранного студента, а затем нация — включая социокультурно переработанного во время обучения выпускника в экономику страны). А ведь именно образование в постиндустриальную эпоху становится самой большой статьей расхода семейного бюджета. И именно от удачного выбора образовательных стратегий зависит конкурентоспособность страны в целом на международных рынках.
Все перечисленное позволяет «снять сливки» с миграции и иммигрантов только тем правительствам, которые хотят и умеют управлять и принимать риски развития. К сожалению, слишком часто мы сталкиваемся с некомпетентностью государственного управления, в результате чего список угроз, приносимых неуправляемыми миграционными процессами, становится ведущим документом, регламентирующим государственную миграционную политику.
В. Инструменты миграционной политики
Рано или поздно то или иное правительство начинает понимать, что (им-)миграция образует не только пространство угроз, но и является фундаментальным фактором развития — территории, народнохозяйственного комплекса, демографической базы, культуры, национального организма. Как правило, на следующем шаге приходит осознание необходимости наступательной селективной (избирательной) иммиграционной политики. Селективность обеспечивают такие инструменты, как (им-)миграционные фильтры и каналы натурализации.
Миграционные фильтры. Сочетание шести видов миграционных фильтров формирует уникальный дизайн (им-)миграционный политики. Это: образовательный, квалификационный, возрастной (половозрастной), семейный, имущественный и социокультурный (расовый, этнический, религиозный, языковой) цензы.
Каналы натурализации. В истории различных стран применялся в целом небольшой набор таких каналов. Это: служба в вооруженных силах страны; обучение в вузах и получение — как правило, за счет средств нерезидентов — необходимых народнохозяйственному комплексу специальностей (заметим, что оба канала предполагают качественную социокультурную переработку контингента); инвестирование в экономику страны; участие в деятельности с высокой долей интеллектуального труда («утечка умов»); воссоединение семей; поощрение этнокультурного многообразия.
Другими важнейшими инструментами миграционной политики являются гражданская амнистия, формирование и поддержание геокультурной периферии, механизмы социокультурной переработки, пространственное развитие (которое в паре с ускоренной модернизацией и задавало логику депортационных миграций СССР).
В этой главе мы специально обошли перечень общего инструментария, характерного для выстраивания всякой политики, а именно: нормативной базы, управленческой инфраструктуры исполнительной власти, участия институтов гражданского общества — остановившись на специальном (миграционном) инструментарии.
Воспользуемся предложенной типологией для рассмотрения известной ситуации на отечественном Дальнем Востоке — отнесемся к т.н. «китайской угрозе».
Относительно целеполагания «китайский антропоток» является преимущественно трудовым и деловым (алармисты полагают, что преимущественно переселенческим, и потому, сопоставляя демографический потенциал Китая и России, получают известный пугающий результат).
Эти двусторонние перемещения принято характеризовать как добровольные, хотя налет вынужденности — особенно для «брошенного в рынок» в начале 1990-х гг. русского населения — считывается легко.
В существующем встречном потоке пересечений российско-китайской границы большую долю составляют маятниковые («челночные») миграции. В два раза больше россиян пересекает российско-китайскую границу в сторону Китая, чем китайцев в российскую сторону (соответственно, от 800 тысяч до 1 миллиона и 400–500 тысяч). При этом и сельское хозяйство, и строительный бизнес, и торговля прилегающих регионов РФ питаются этой дешевой, смекалистой и неприхотливой рабочей силой.
Несмотря на истерические утверждения в обратном, китайские мигранты преимущественно не являются иммигрантами. На территории РФ их куда меньше, чем азербайджанцев или армян: по оценкам Ж.Зайончковской, от силы 400 тысяч единовременно.
Ключевым является вопрос комплементарности китайских мигрантов. Отметим, что, в отличие от Японии, Кореи и Вьетнама, Китай в принципе справляется с площадным освоением новых территорий, что, безусловно, является геополитической угрозой для его соседей. Проблемы возникают и в силу низкой подверженности китайской культуры ассимиляционным процессам. (Изучение ее на предмет подверженности про- и аккультурации представляется крайне своевременным.)
Если для русской стороны характерны центростремительные процессы с оголением в первую очередь Севера, а во вторую — зоны Транссиба, то для китайской — выбросы в сторону периферии (с точки зрения китайских центров связности), расположенной на территории РФ.
В то же время существующий многолетний опыт Северной Америки, и особенно США с их знаменитыми Чайна-таунами (China-town), имеющимися практически в каждом крупном американском городе, показывает, что китайские (им-)мигранты склонны к образованию анклавов (чем, собственно, и являются упомянутые Чайна-тауны). Их особенность заключается в том, что
(а) это феномен исключительно городской культуры, т.е. речь не идет — по крайней мере, до сих пор никогда не шла — о площадном освоении территории, но только об очаговом (китайцы не перемещаются в сельскую местность, где их расселение по определению будет дисперсным), и
(б) анклавы представляют собой в буквальном смысле «государство в государстве» и потому могут возникать и существовать только в случае de facto договоренностей лидеров иммиграции с городскими / государственными властями, а это означает наличие у принимающего государства довольно жесткого контроля над китайскими анклавами, даже если речь будет идти о сотнях тысяч и миллионах населяющих их мигрантов, а кроме того — легкую возможность недопущения возникновения таких анклавов в принципе.
Возвращаясь к российскому Дальнему Востоку, отметим, что принципиальным вопросом для него является, какие именно китайцы составляют основу миграционного потока — население внутреннего китайского буфера (жители приграничных регионов, в большинстве своем продукт относительно недавней СК переработки не ханьских этносов) или население китайского хоумленда. Первые, хотя и не являются комплементарным в социокультурном смысле населением, социокультурной угрозы представлять не могут в принципе. Реальную угрозу может являть только население хоумленда — носитель социокультурного стандарта (часто с не осознаваемой, но самовоспроизводящейся потребностью к продвижению и инсталляции этого стандарта в любой точке планеты).
С другой стороны, подвигнуть значимые массы населения хоумленда на миграцию в чуждое СК образование способно только китайское государство в случае осуществления масштабной пространственной экспансии (причем скорее планируемой, чем спонтанной). Однако исторически Китай не склонен к инициативной экспансии и предпринимает ее, как правило, только в качестве ответа на вторжение в пределы его собственного СК пространства — как это произошло в случае с Западом. Сосуществование российской и китайской социокультурных систем вообще отличается стабильностью (в том числе стабильностью границ, которые необыкновенно удачно совпадают с естественными географическими рубежами).
Таким образом, можно констатировать, что из всего невероятного числа видов (и типов) миграционных процессов реальную опасность для рассматриваемого региона представляют:
1. Массовые переселенческие миграции, способные существенно менять этноструктуру населения приграничных районов и центров связанности. При этом нужно различать страхи населения и опасности государства. Для массового сознания «угрозы» видятся в факте наличия конкурентного «другого»; с точки зрения национальной безопасности, угрозу государству представляют массовый наплыв некомплементарного населения и расселение его в центрах связности.
2. Аккреционные процессы в ситуации, когда центр притяжения (гравитации) лежит вне пределов собственной территории. (Опять же, у населения «своя песня»: встраивание в чужие проекты часто приносит личные выгоды.) Данный вид опасности наличествует у нас не столько в отношении стран Дальнего Востока, сколько Запада — Европы, США и Израиля.
3. Индукционные процессы, вызванные «наползанием» одной геокультурной плиты на другую, что приводит к геокультурной индоктринации (indoctrination), что также характерно не столько для отечественного Дальнего Востока, сколько для Приволжского федерального округа (см. следующий пример).
В качестве второго примера обратимся к миграционной ситуации в Приволжском федеральном округе (ПФО) в 1990–2001 гг.
1. В плане целеполагания миграционные потоки, направленные как за, так и в пределы ПФО, сформированы в основном переселенцами и трудовыми мигрантами. В южных регионах округа, граничащих с Казахстаном, широкое распространение имеет такое явление, как фронтьерская (приграничная) миграция, для которой характерно большое количество нелегальных участников — сезонных рабочих и т.н. «челноков» (деловые и бытовые поездки).
2. Добровольность переселения в ПФО часто носит откровенный оттенок вынужденности, продиктованной, как правило, экономическими обстоятельствами постсоветского жизнеустройства, но порой и социально-политическими (вызванными агрессивными этническими и языковыми политиками в странах-эмитентах).
3. Поток тех, кто получил статус вынужденных переселенцев и беженцев, сегодня упал практически до нуля. Часть людей, желавших получить данные статусы, просто не смогли это сделать, а многие не стали, дабы не связываться с бюрократической волокитой. Шансов получения статуса в текущий период равны нулю. Пик этого потока пришелся на первую половину 1990-х гг.
4. Относительно границ миграционный приток в ПФО на 3/4 в первой половине 1990-х, а после 1996 г. даже на 4/5 обеспечивался внешней миграцией — из стран СНГ. Кроме Казахстана и республик Средней Азии, давших 3/4 всех мигрантов в ПФО, значимую роль устойчиво играли республики Закавказья и Украина.
5. В рассматриваемый период миграционный прирост в ПФО увеличился с менее чем 40 тыс. чел. в 1991 г. до 245 тыс. чел. в 1994-м, после чего стал стремительно сокращаться — до 35 тыс. чел. в 2001 году. При этом миграционный прирост ПФО за счет других регионов России, составлявший в среднем от 1/4 до 1/5 общего числа, в 2001 году стал отрицательным. По мере сокращения общего потока мигрантов стало увеличиваться значение (доля) транзитной миграции.
6. Высокий миграционный прирост в ПФО в первой половине 1990-х гг. был достигнут за счет массовой репатриации, а зачастую простого бегства в Россию населения стран СНГ. Очевидно, что такая ситуация в ближайшей перспективе не повторится, поэтому в ближайшем будущем восполнять естественную и механическую убыль населения округа за счет миграционного притока вряд ли будет возможным. (До 1995 г. миграция в ПФО не только компенсировала естественную убыль, но и обеспечила некоторый рост численности населения — более чем на 1% за 1991–95 гг. В течение последующих трех лет миграция на 2/3 восполняла убыль населения округа, но после 1998 г. ее возмещающая роль сошла на нет.)
7. Иммиграционный приток в округ улучшил возрастную и образовательную структуру населения (отмечены случаи, когда в Россию переезжали целыми кафедрами — благодаря дальновидной политике руководства ряда российских вузов).
8. Основную долю мигрантов в ПФО составили этнические русские (более половины всех иммигрантов), а также представители народов, имеющих свои национально-территориальные образования в пределах ПФО — татары, башкиры, чуваши, удмурты, марийцы, мордва (они обеспечили четверть миграционного прироста). 1/5 прироста давали мигранты коренных национальностей стран СНГ. Все это население является комплементарным в социокультурном плане (во-первых, будучи русскоговорящим или, по крайней мере, владеющим русским языком, а во-вторых — прошедшим наряду с местным населением советскую «школу жизни» и усвоившим все ее стандарты).
9. Несмотря на социокультурную комплементарность вновь прибывших (это, в основном, население внутреннего и внешнего, достаточно глубоко переработанного, буфера российской социокультурной системы), коренное население ПФО испытывает в их отношении определенные страхи и проявляет нетерпимость. То же самое в полной мере относится и к государственным чиновникам, в особенности работникам миграционных служб. При этом имеет место мифологизация образа мигранта и типовых процессов иммиграции (реальные масштабы иммиграции и, соответственно, связанные с ней проблемы максимальны в Оренбургской области, но именно здесь местное население отличается наиболее высоким уровнем толерантности в отношении вновь прибывших).
10. Механизмы регистрации, получения права на трудовую деятельность таковы, что львиная доля иммиграции (да и внутренней миграции) остается в тени. Отсутствие действенных механизмов легализации приводит к полному незнанию подлинных масштабов нелегальной (им-)миграции. Цифры, приводимые силовыми ведомствами, как правило, направлены на формирование доказательной базы под организацию репрессивной политики. Вероятно, можно ориентироваться на оценку Ж.Зайончковской, полагающей, что «черный» рынок труда составляет около трети общего объема.
11. Население русских деревень — по сравнению с татарскими, башкирскими и казахскими — «вымывается» за счет аккреции и естественной убыли значительно быстрее. Прогнозируется, что в районах смешанного населения доля русских, проживающих в сельской местности, сократится в силу их большей мобильности. Таким образом, контраст между продолжающими «таять» русскими селами и рядом крепких, крупных башкирских и татарских будет нарастать.
12. По некоторым показателям, процесс урбанизации резко затормозился. Ни один из шести миллионных городов/агломераций (Нижний Новгород, Казань, Пермь, Уфа, Самара–Тольятти, Саратов–Энгельс) и ни один из субъектов Федерации не оказались в состоянии удерживать миграционное притяжение с постоянной силой (за межпереписной период 1989–2002 гг. только Татарстан, Башкортостан и Оренбургская область не потеряли населения). Отсутствует отчетливо выраженное тяготение населения к региональным столицам, в том числе к столице ПФО — Нижнему Новгороду.
13. Округ, продолжая терять привлекательность для внутренних мигрантов, все более превращается в транзитную территорию на пути «западного дрейфа». То есть ПФО, получая приток населения с востока и севера страны, переправляет его в исторический центр. Парадоксально, но транзитность оказывается тем выше, чем меньше мигрантов из зарубежья получает Россия, так как в этом случае все больше внутренних мигрантов, в том числе из ПФО, направляется в Центральный округ. Резкое сокращение иммиграции из стран СНГ в последние годы уже привело к трехкратному росту общей убыли населения Приволжского округа и утрате его преимуществ перед другими округами (по привлекательности для мигрантов).
14. Внутрироссийская миграция и в перспективе не может быть существенной демографической подпиткой для Приволжского округа. Обусловлено такое положение дел как самой высокой естественной убылью населения в Центральном округе в сочетании с высоким потенциалом и быстрым развитием Московского мегаполиса, так и отсутствием идеологии освоения крайних (дальних) территорий. В сложившейся ситуации доступными источниками миграции для ПФО становятся Средняя Азия и Закавказье (со все более инокультурным по отношению к российскому населением). Поэтому дилемма, перед которой оказываются органы власти, такова: улучшение демографических показателей округа жестко детерминирует состояние этнокультурного (и по связности — религиозного) баланса. При этом: чем интенсивней будет проводиться политика, направленная на улучшение демографической ситуации округа, тем быстрее будут протекать процессы новой этнокультурной и конфессиональной регионализации.