Публичная и приватная сферы как основа гендерной стратификации

Сохранившиеся в обществе стереотипы о предназначении женщины как хранительницы домашнего очага в настоящее время вступают в противоречие с современными тенденциями активного участия женщин во всех сферах социальной и политической жизни. Подобные стереотипы были сформированы в докапиталистических обществах, когда производство и домашнее хозяйство были неразделимы и подразумевали участие всех членов семьи. Будучи исключенными из сферы политики и принятия решений, женщины играли важную экономическую роль в домашнем хозяйстве.

С возникновением капиталистического строя производство отделилось от дома, стимулировав разделение домашней и общественной сфер. Разделение общественной жизни на публичную и приватную является одной из важнейших особенностей капиталистического строя, а результаты такого разделения стали фокусом анализа феминистских исследований. Дебаты по поводу каковы место и роль женщины в современном обществе стимулировали анализ о предназначении женщин, положении женщин в семье, на работе, необходимости политической активности женщин.

Феминистская критика семейной политики.

Феминизм подчеркивает, что семья не исчезает; она просто изменяется. Феминизм также утверждает, что семья как институт достаточно подвижна и эластична, в основном по причине вариативности, что позволяет ей приспосабливаться к изменяющимся социальным условиям (Cohen & Katzenstein, 1988). Социальная политика должна быть направлена на удовлетворение потребностей всех семей, признавать разнообразие форм семьи и быть более гибкой в реализации. Традиционная семья не может больше оставаться центральной моделью для социальной политики, а также не подвергать сомнению традиционное предназначение женщины для приватного и неоплачиваемого труда в домохозяйстве. Такие утверждения служат только ограничению женщин в рамках маргинальной «второсортной» роли на рынке труда (Hula, 1991). Феминистское предостережение по поводу политически популярного термина «семейные ценности», используемого многими консерваторами для утверждения, что а) семья должна заботиться о себе самостоятельно, что в наибольшей степени возможно, если женщины будет выполнять неоплачиваемую работу в доме; б) «хорошая семья» — это традиционная семья, а семьи которые не соответствуют данной модели являются причиной социальной патологии; в) следование семейным ценностям означает поддержание сепарации между государством и семьей, приватным и публичным (Rosenthal & Hendricks, 1993).

Семейная политика не должна основываться на пронаталистских ожиданиях и патриархальном понимании семьи. П.Спакс считает, что «наилучшей семейной политикой для всех семей могла бы быть женская политика: политика, которая не является патерналистской, патриархальной или исключительно пронаталистиской, политика, которая не имеет классовых предпочтений или предубеждений и которая предоставляет женщинам реальные шансы регулировать свою жизнь (с.616).

Как этого можно достигнуть? Во-первых, как уже отмечалось ранее, необходимо признать что личное — это политическое. Невозможно разделить публичную и приватную сферы жизни или ответственности; дом и государство взаимозависимы и взаимно влияют друг на друга (Spakes, 1991). Мы должны, таким образом, стремиться к гендерному равенству и в семье и в других социальных институтах.

Сканзони (Scanzoni, 1982, 1991) утверждает, что семейная политика может быть использована для стимулирования эгалитарных отношений в семья и ценности андрогинии в половых ролях. Он подчеркивает также, что от мужчины ожидается участие в домашней работе и родительстве. Конвенциональная семейная модель освобождает мужчину от основной ответственности перед домохозяйством и детьми. Эта модель отражена частично в вознаграждении за попечительство за детьми, которой традиционно предназначается женщине а также в сложности получения алиментов от мужчин, которые ощущают минимальную вовлеченность в, и влияние, оказываемое на детей, которых они породили

Как подчеркивает феминизм, наибольшее влияние такое сдерживание правительством поддержки оказывает на женщин. Именно женщины в большинстве случаев предоставляют заботу и поддержку; таким образом, законодательство, усиливающее семейные обязанности, ограничивает жизнь женщин.

В рамках феминизма можно выделить несколько конструкций, которые определяют направления критики:

— социальная конструкция гендера, которая создала историческую дифференциацию власти между мужчиной и женщиной.

— Взаимодействие между производством и воспроизводством с гендерной перспективы в рамках индустриального общества, которое изолировало и подавляло женщин в частной сфере, что привело к обесцениваю их неоплачиваемой работы по дому и недооплачиваемой работы на рынке труда.

— Взаимосвязь идеологии фамилизма и раздельных сфер капиталистической индивидуалистической системы, что создало модель семьи по типу «Добытчик — зависимые». Социальная политика традиционно поддерживала эту модель, что является стержневым звеном подавления женщин.

— Взаимосвязи между приватным и публичным, личным и политическим, неформальным и формальным, и, таким образом, взаимосвязь подчинения женщины в семье и на оплачиваемой работе.

— Разделяемое женщинами осознание их необходимости в осуществлении заботливости, а также подкрепляемое понимание различий по этничности, социальному классу, сексуальной ориентации.

— Необходимость усиления роли женщин (емпауэрмент) как коллективного агента структурных изменений на пути продвижения феминистской модели социальной заботы.

Признание, что женщины подавлены своей ролью заботящейся, является центром феминистской критики. Как указывает Паскаль (1988), женщины зависимы, потому что они осуществляют заботу о зависимых. Как указывается во многих работах, именно женщины заняты оказанием неоплачиваемых видов деятельности по оказанию заботы в семье, а также они преобладают в недооплачиваемом вторичном (социальном) секторе и сфере услуг. Осуществление заботы — критический вопрос для феминизма, посколку гендерное неравенство в ответственности за осуществление заботы ограничивало экономическую независимость женщин и их личные права, что привело к более низкому экономическому статусу женщин и высокому уровню бедности на протяжении жизни, и особенно в пожилом возрасте. Феминистский анализ фокусируется на структурных, а не на индивидуальных, причинах подавления женщин в семье и на рабочем месте. Структурные факторы подчеркивают и то, как работа по осуществлению заботы организована в обществе и то, как практики политики увековечивают, закрепляют власть различий и неравенства за теми, кто осуществляет и кто вознаграждается за такую работу.

Способ распределения и исполнения задач оказания заботы не является ни «естественным», ни «неизменным»; он социально сконструирован. Нормы, определяющие роль женщины как заботящейся в семье и которые подчеркивают ее бедность, происходят из процессов, которые взаимодействуют и подпитывают друг друга. Среди них: базовые культурные ценности индивидуализма, производительности и независимости, что приводит к общественной (социальной) нагрузке (бремени) или остаточной модели социального обеспечения. Взаимодействие идеологии «фамилизма» и отдельных сфер индустриальной (капиталистической) экономической системы, что в конечном счете влияет на то, как организованы в нашем обществе производство и воспроизводство, где мужчина должен работать в публичной сфере, а женщина — в приватной и невидимой сфере домохозяйства; способ индивидуального определения проблем, конструирования увеличивающегося количества политических практик, финансирования и регулирования социальных программ. Неравное назначение ответственности за заботу является также результатом дихотомичной концептуализации формального и неформального, а также публичного и приватного как прямо противоположных сфер, биполяризация, которая противопоставляет потребности заботящегося и человека, который нуждается в заботе.

Феминистская перспектива начинается с исследования 1) ценностей и предложений семейной политики, политики социальных служб, и трудовой политики; 2) того, как определены проблемы в каждой их этих сфер, часто это происходит в терминах индивидуализма и осуждения жертвы; 3) того, как социально конструируются и неадекватно финансируются решения этих проблем. Мы планируем осуществить критику политических практик с точки зрения их целей и того, как они влияют на тех, кто осуществляет заботу в семье, вне зависимости от того, планируемы ли последствия таких действий или нет; такая критика может привести к переосмыслению природы и целей социальной и организационных политик. Например, при обзоре мер семейной политики, которые вроде бы поддерживают поддерживающих, на самом деле мотивированы в большей степени стремлением сэкономить затраты и усилить эффективность и продуктивность семьи в домашней и рабочей среде, чем поддержать благополучие заботящихся. Поддержка семьи часто интерпретируется как средство поддержки ригидно демаркированную модель семьи «добытчик — зависимый». Такие типы политики не поддерживают семью как таковую, а только определенный вид семьи, исключая другие виды — особенно семьи с низким доходом, расширенные семьи, межэтнические семьи, гомосексуальные семьи. Политические практики, которые не принимают во внимание разнообразие семейных структур и потребностей, содействуют дальнейшему воспроизводству классового, этнического, экономического, гендерного неравенства.

Перспектива холизма, учатывающая взаимосвязь различных сфер, фундаментальна для феминизма. Феминистская теория признает, что социальная и организационная политики и личный опыт заботящихся тесно связаны. Как отмечал Абель, все виды деятельности, включая те, которые мы рассматриваем как политические, подразумевают заботу, и наоборот, все виды активности по оказанию заботы, будь то интимные или личные, имею политический аспект власти и конфликта, что ставит практические и реалистичные вопросы о справедливости и равенстве. Частная жизнь не изолирована от социальной политики, политики социальных служб и организационной политики; личная жизнь, в свою очередь влияет на социальную политику. Разделение приватной и публичной сфер не является неизменным и не изменяющимся. Феминистский анализ признает взаимодействие между личным и политическим, между приватной домашней сферой и публичной сферой рынка, между неформальным и формальным секторами заботы, и пытается разрушить искусственную дихотомию между ними, интегрируя эти сферы.

Феминистский поход к проблемам семьи считает, что дебаты вокруг семьи касаются не только семьи. В большей степени это — дискуссия о взаимозависимости ролей государства и семьи, а также отражение конфликта по поводу гендерных ролей, в частности роли женщины. Женская политика выступает центральным звеном семейной политики. Противостоя традиционалистской перспективе феминистская позиция в отношении семьи, гендерных ролей и государства считает, что ключевым элементом дебатов по поводу семьи является автономия женщин и их стратегии и позиции вне семейной среды. Современная семейная политика определяется как гендерно-нейтральная, однако такая нейтральность делает женщину невидимой.

Социокультурный анализ гендерной стратификации. Важный тезис теории социального конструкционизма — включенность власти в гендерные отношения — позволяет рассматривать пол как фактор социальной стратификации. Понятие рекрутирования гендерной идентичности приходит здесь на смену поло-ролевой социализации, тем самым делается акцент на несправедливости социального порядка, приписывающего индивидам социальный статус в зависимости от их пола.

Последние два с половиной десятилетия ознаменовались своеобразным всплеском стратификационных разработок. В эти годы оформился ряд направлений, которые не являются прямым продолжением классических традиций, идут вразрез или отходят в сторону, занимая новые поля смыслового пространства. Среди стратификационных исследований по новой тематике, с нашей точки зрения, важными представляются те, что включают этнос, пол и возраст в число факторов стратификационного неравенства. Невнимание к этим «естественным» различиям в прежних стратификационных исследованиях объясняется, на наш взгляд, тем, что мифы, основанные на биологической аргументации (например: женщине природой уготовано быть матерью, поэтому ее права отличны от прав мужчины, и ее не следует допускать к престижным и властным позициям в социальной структуре), являются чрезвычайно устойчивыми. К тому же, они составляют основу символического универсума социального большинства или социальных групп, обладающих большей властью, что обеспечивает преемственность и воспроизводство стереотипов в социальных паттернах.

Новые, но уже достаточно хорошо разработанные направления, представленные структурным подходом британской школы и французским постструктурализмом, изучают не только структуры, но и сам процесс структурации. Указанные направления сходятся в том, что подверженность отдельных групп явной дискриминации на основании их аскриптивного статуса, их оттеснение в периферийные слои является отличительной чертой современных стратификационных процессов. Вместе с тем, авторы подчеркивают, что гендерные группы в значительно меньшей степени, чем этнические, тяготеют к превращению в реальные группы, мобилизованные в едином социальном действии. Ряд отечественных авторов обращаются к социокультурному измерению стратификации как плодотворному направлению новых научных изысканий. Категория «жизненного» или культурного стиля представляется И.Н.Тартаковской важной в исследовании стратифицирующих свойств гендерных стереотипов.

Два ключевых элемента социальной структуры — это группы и социальные институты, необходимые, с нашей точки зрения, для удовлетворения как социальных потребностей самих групп, так и социетальной потребности в поддержании неизменности социального порядка, классифицирующие, закрепляющие за группами их статусные позиции и роли. Однако представляют ли женщины социальную группу в терминах теории социальной стратификации? По Р.Мертону, группа — это совокупность людей, которые определенным образом взаимодействуют друг с другом, осознают свою принадлежность к данной группе и считаются членами этой группы с точки зрения других. Это определение существенным образом развивается в контексте социологии неравенства, где определяющее значение имеют социальные группы макро- и мезоуровня, объединенные общностью устойчивых и воспроизводящихся свойств и совпадающими интересами своих членов. Социальная группа с этой точки зрения — совокупность людей, обладающих чертами сходства по объективному положению в системе общественных отношений. Потребности и интересы социальных групп придают системность и целостность социальным отношениям, участвуя в воспроизводстве социальной структуры с присущим ей типом социального неравенства. Как известно, в отличие от статистических, реальные группы выступают субъектами и объектами реальных отношений (например, отношений власти). Они обладают особой субкультурой, чем-то, что их отличает от других групп, общими интересами, групповой идентичностью, общими чертами ментальности, сходной мотивацией, символическим кодом, стилем жизни, всеми культурными средствами, позволяющими осуществлять самовоспроизводство и уникальную систему социальных связей.

Групповая идентификация, которая может быть раскрыта через социальную и личную идентичность, имеет важные последствия не только для определения себя как члена группы, но и для самооценки в иерархии групповых ценностей и ранжирования себя в более широком иерархическом контексте.

Социальная идентичность содержит самоописания, происходящие из принадлежности индивида к социальным категориям, в то время как личная идентичность включает самоописания, более персональные по природе и подчеркивающие специфические индивидуальные атрибуты, возникающие в очень тесных межличностных взаимоотношениях. Социальная статусная позиция, конечно, может и не совпадать с индивидуальной, но, зачастую, играет решающую роль в выборе индивидуальной жизненной стратегии.

Неравенство может быть рассмотрено как личностное (индивидуальное отличие); неравенство возможностей; неравенство условий жизни (благосостояние, образование); неравенство результатов (неравное оценивание равных действий).

Стратификация — это объективный результат процесса оценивания, который ранжирует социальные группы, производя иерархизацию значений и ценностей одних по сравнению с другими. Физико-генетическая стратификационная система в нашем обществе до сих пор проявляется в патриархальности властных отношений и культивировании физических канонов нормальности. Правда, эти каноны постепенно обновляются, и, пока милитаристская агрессивная маскулинность неизменно составляет сущность мужского тела-канона, женское тело канонизируется уже не в одном, а двух типах фемининности: консьюмеристски-демонстративной привлекательности и матримониальной фертильности. Система, ранжирующая людей по способности к физическому насилию, в реальности переплетается с другими стратификационными типами, но, в любом случае, здесь крайне важна роль культурно-символической репрезентативной системы, идеологизирующей и, одновременно, обеспечивающей научную рационализацию действий.

Социальное исключение — это процесс депривации социальных субъектов от престижных, социально одобряемых ценностей, сопровождающийся стигматизацией индивидов или социальных групп, ведущий к самоизоляции, маргинализации идентичности и отражающийся в паттернах социального поведения. Последнее означает, в частности, закрепление образцов культурного воспроизводства и репрезентации исключительной идентичности, выработку устойчивых механизмов экономической зависимости, неспособности реализовать свои социальные права. Разнообразные практики социального исключения формируют ограничивающую среду в системе занятости и культурного потребления.

Развитие социологической теории исключения, в принципе, становится возможным только тогда, когда, по словам Л.Г.Ионина, появляется общественный дискурс равенства. Только в этом случае неравенство будет осознано, станет предметом научного и общественного дискурса. Осмысление социального неравенства как отклонения от идеала согласуется с общим ходом развития социологии во всем мире, а именно, с тем направлением, которому присуща точка зрения, позволяющая рассматривать значимость культурных изменений в социальной жизни, а культуру как фактор социальной стратификации.

Сам принцип определения предмета социологии социального неравенства (социологии исключения, или нетипичности) согласуется с тем, что сформулировали когда-то «отцы-основатели»: изучение отклонений от идеального типа или от нормы. Однако в фокус исследовательского внимания здесь попадают механизмы структурации, где за процессами исключения, дискриминации, утверждением и отстаиванием социальных прав стоит система распределения власти в тех микромеханизмах, которые существуют во взаимоотношениях людей в процессе производства знания и информации.

Феминистский анализ труда. Речь идет о научном направлении, основанном на социальной критике гендерно нейтральных подходов к понятиям рабочей силы и процесса труда. Мы рассмотрим несколько исследовательских подходов и тем в данном направлении. Классические марксистские определения этих понятий не принимали в расчет различия между мужчинами и женщинами, проявляющиеся в практиках найма, трудовых отношениях, характере занятости и размерах вознаграждения. Однако в 1992 году исследовательницы К.Дельфи и Д.Леонард показали в своем исследовании, что трудовой контракт заключается на основе негласно действующего в семье гендерного контракта, согласно которому мужчины вольны продавать свой труд, тогда как женщины, чтобы пойти на оплачиваемую работу, должны получить разрешение от главы семьи. К.Пэйтмэн, Л.Адкинс, Дж.Брюис, Д.Керфут и другие исследовательницы в конце 1980-х — середине 1990-х годов опубликовали книги, где содержался анализ таких видов занятости, как проституция, индустрия досуга и секретарская работа, показав, что в этих случаях покупается отнюдь не абстрактная рабочая сила, а воплощенная сексуальность женщин. Если сами женщины при этом воспринимают свое тело и сексуальность как неличностный, отчуждаемый товар, то тем самым лишь оправдывается сексуальная эксплуатация.

Другие феминистские авторы (например, А.Хохшильд) показали, что в современном обществе растет число рабочих мест, на которых требуется использовать не профессиональные знания и навыки, а личностные качества сотрудников. В основном сюда нанимают женщин, от которых ожидается проявление эмпатии, но бывает и соответствующая работа, где мужчины должны задействовать определенные черты маскулинности (например, «вышибала»). Сюда же примыкает феминистский анализ так называемой «эмоциональной работы», то есть тех профессий, где акцент делается на психологическую нагрузку работников (учителя, медсестры, социальные работники, стюардессы, туристические агенты).

Вместе с тем у этой позиции есть и обратная сторона: наряду с критикой личностно-ориентированной работы здесь происходит закрепление стереотипных представлений о том, что такое «мужские» и «женские» качества, которые принимаются как должное и представляются неизменными. С.Кокбарн в 1991 году, А.Филипс и Б.Тэйлор в 1986 году показали, как в трудовых процессах переплетаются гендерные и капиталистические отношения, например, указывая на особенности дизайна различных механизмов, с которыми, как предполагается, должны работать мужчины, а также на характер гендерной идентификации статуса работы и ранга сотрудника. Первые исследования отечественных авторов, представляющих феминистский подход к проблемам труда и занятости, появляются в российской печати в конце 1980-х — начале 1990-х годов — работы А.И.Посадской, Н.М.Римашевской, З.А.Хоткиной. Речь идет о постсоциалистическом патриархатном ренессансе, воплощаемом в гендерной асимметрии секторов экономики, феминизации безработицы и бедности, особенностях женского рынка рабочей силы. Большое внимание уделяется гендерной экспертизе трудового законодательства и политики занятости (М.Е.Баскакова, Е.Б.Мезенцева).

В связи с этим остановимся на таком понятии, как дискриминация в сфере труда. Это практики найма, оплаты, повышения квалификации, продвижения, ограничивающие права и возможности отдельных групп работников на основании пола, этничности, возраста, политических предпочтений и культурных отличий. Дискриминация в сфере труда — это долговременное неравенство статусов индивидов на основе их этничности, расы, пола, возраста, проявляющееся, в частности, в неодинаковом вознаграждении одинаково продуктивных групп. Говорить о дискриминации можно в тех случаях, когда раса, религия, этничность и пол влияют на социально-экономические возможности субъектов при поиске работы, получении вознаграждения, продвижении по службе. Проблема заключается в том, что социальные группы, имеющие меньше возможностей устроиться на работу, будут наниматься за меньшие деньги, поэтому бизнес, стремящийся снизить расходы на рабочую силу, будет воспроизводить этот тип эксплуатации.

Суть предрассудка — неоправданно негативное отношение к группе и ее отдельным членам, предубеждение против человека на основании его идентификации с какой-либо группой; стереотип — обобщение, мнение о личностных свойствах группы людей. Сексизм — это дискриминация по полу, связанная с преувеличением значимости одного пола в обществе и его доминированием, а также позиции или действия, которые принижают, исключают, недооценивают и стереотипизируют людей по признаку пола, приводя к социальному неравенству. Примерами сексизма могут служить правила, запрещающие службу женщин в армии, или то, что детей при разводе обычно оставляют с матерью. Понятие сексизм находится в тесной связи с понятием дискриминация — неоправданно негативное поведение по отношению к группе или ее членам (в данном случае — к женщинам или мужчинам), которое ведет к сокращенному доступу людей к престижным ценностям общества, например к работе или образованию. Сегрегация женщин на работе тесно связана с существующими сексистскими установками. И хотя социально-психологические предубеждения о превосходстве отдельных групп над другими вносят вклад в практики дискриминации, причиной дискриминации выступают экономические факторы.

Сегрегация подразумевает различия в распределении работы и продвижения. Дискриминация — более емкое понятие — предполагает низкую оплату и различающиеся вознаграждения мужчинам и женщинам (или людям разного возраста, этничности) за одинаковую работу. К сегрегации на работе ведут дискриминационные практики найма сотрудников. Если сегрегация подразумевает различия в распределении работы и продвижения, то дискриминация — более широкое понятие, предполагающее также различия в вознаграждении мужчин и женщин (или людей разного возраста, этничности) за одинаковую работу. К особенностям гендерного разделения труда следует отнести и отмечающееся почти повсеместно большее представительство мужчин на таких позициях в организации, которые связаны с властью и ответственностью. Во многих исследованиях было установлено, что вертикальная карьера женщины имеет определенные ограничения, сформированные современным обществом. Для иллюстрации этого феномена было введено специальное понятие — «стеклянный потолок», являющееся метафорой невидимого барьера, препятствующего женщинам подниматься выше определенного должностного уровня в больших частных корпорациях и на государственной службе.

Таким образом, гендер оказывается центральным организующим принципом в мире занятости, на разделении труда по признаку пола основана гендерная сегрегация рынка труда. И хотя при этом трудно отделить фактор пола от возраста, класса, расы и этничности, можно утверждать, что дискриминация по признаку пола в сфере труда в мире распространена очень широко. В стремлении преодолеть гендерные стереотипы на рынке труда и факторы, способствующие дискриминации в ряде государств осуществляется политика предоставления женщинам определенных льгот и квот при приеме на работу. Такая практика известна как аффирмативное действие, и она призвана расширить представительство женщин на высокооплачиваемых и управленческих должностях.

О разделении труда по признаку пола в индустриальных странах говорят, когда в той или иной отрасли один пол преобладает над другим более чем на 60 %. Например, только 25 из 282 видов занятости в Швеции характеризуются разделением труда по признаку пола в интервале 40:60. Та же картина наблюдается в Финляндии, где лишь 5 % населения работают в отраслях с почти равным представительством мужчин и женщин. Подавляющая часть (90 %) рабочей силы занята в сферах с односторонней гендерной структурой (то есть более 60 % занятых в одной отрасли представляют один пол). Данные других индустриальных стран указывают на сходные модели сегрегации; причем женщины сосредоточены там, где меньше возможностей продвижения по служебной лестнице к руководящим должностям среднего и высшего звена. Вместе с тем в Скандинавии в середине 1990-х годов появились исследования, посвященные благоприятным для женщин политическим отношениям, и теории маргинализации женщин были подвергнуты критике, так как представительство женщин на верхних уровнях управления неуклонно растет. Преобладание женщин в образовании, здравоохранении и социальной политике привело не к исключению их из политической сферы, а к их возросшей политической ответственности за эти области.

В России в настоящее время 37 % всех работающих женщин занято в производственных отраслях (промышленности, сельском хозяйстве, связи, строительстве, на транспорте); 23 % — в сфере обслуживания (торговля, общественное питание, бытовое обслуживание и так далее); 32 % — в социально-культурных отраслях (здравоохранение, образование, культура и тому подобное); 6 % — в государственном управление, финансовых и кредитно-страховых учреждениях. Наиболее феминизированными являются социально-культурные отрасли. Так, в здравоохранении, физической культуре и социальном обеспечении женщины составляют 81 % всех занятых, в образовании, культуре, искусстве — 79 %. Равное участие мужчин и женщин наблюдается только в науке, научном обслуживании и управлении. В общем, прослеживается четкая зависимость интенсивности сокращения доли женщин, занятых в отрасли, от изменения уровня заработной платы. Чем быстрее растет заработная плата, тем быстрее из этой отрасли «вымываются» женщины, и наоборот, чем ниже, по сравнению с общероссийской, становится заработная плата в отрасли, тем быстрее из этой отрасли уходят мужчины. В целом женская заработная плата гораждо ниже мужской: по официальным данным она составляет 2/3 от мужской, а по данным большинства экспертов — только около 50 %.

Доминирование каких-либо социальных групп в экономической жизни расширяет сферы применения власти, распространяя ее, например, из публичного пространства, такого как пространство организации, на индивидуальное поведение и личные выборы. Возникают такие неформальные отношения в трудовом коллективе, которые способны повлиять на индивидуальные стратегии в построении карьеры, а также ограничить возможность выбора и самореализации работников. Некоторые из трудовых отношений основываются на гендерных стереотипах о маскулинности и феминности, что находит отражение в практике сексуальных домогательств на рабочем месте, то есть сексуальных предложений, требований «сексуальных услуг» и прочие вербальные и физические действия сексуальной направленности, выдвигаемые в качестве условия приема на работу или сохранения работы. В таких случаях вынужденное согласие женщины или ее отказ от подобных предложений становится определяющим при вынесении решения о найме, сохранении рабочего места или продвижении по службе, а также когда целью или результатом таких действий является влияние на производительность труда или создание устрашающей, враждебной или оскорбительной обстановки на рабочем месте. Действия квалифицируются как сексуальное домогательство, если объект домогательств ощущает неуместность подобного отношения и чувствует его агрессивную природу. Как правило, жертва занимает более низкое положение на служебной лестнице по отношению к своему обидчику.

Принуждение к сексу — это утонченный метод злоупотребления властью, и женщины, находящиеся в подчинении, наиболее часто становятся объектами сексуального преследования. К действиям сексуальной природы относятся: 1) неприятные или нежелательные для женщины действия и предложения, включая похлопывания, пощипывания, поглаживания, объятия и поцелуи, ласки и другие физические контакты, совершаемые без желания женщины; 2) нежелательные просьбы и требования сексуального характера, включая требования свиданий, вне зависимости от того, сопровождаются ли они подразумеваемым или открытым обещанием выгод или негативных последствий по службе; 3) словесные оскорбления или шутки, включая словесные оскорбления и шутки сексуального характера, неприятные женщине, высказывания о национальности, расовой принадлежности, фигуре или внешнем виде, когда такие высказывания выходят за рамки обычной вежливости, «сальные» анекдоты, любые пошлые высказывания, намеки или действия сексуального содержания, неприятные и оскорбительные для окружающих; 4) создание устрашающей, враждебной, невыносимой или оскорбительной рабочей обстановки путем неприятных или нежелательных для служащих разговоров, предложений, просьб, требований, физических контактов или проявлений внимания, сексуального или иного неподобающего содержания.

В России внимание общественности к проблеме сексуального домогательства на рабочем месте было обращено благодаря деятельности центров гендерных исследований и женских организаций в середине 1990-х годов. Сложность ситуации для российских женщин состоит в том, что отечественным законодательством предусмотрена только уголовная, а не гражданская процедура рассмотрения таких дел. Согласно данным опроса, проведенным Московским центром гендерных исследований, за первую половину 1990-х годов каждая четвертая женщина в России стала жертвой сексуальных посягательств на работе. Эти данные, вероятно, неполные, так как большинство российских женщин под сексуальными домогательствами понимают только непосредственное физическое нападение. В современной России важную роль играют кризисные центры, оказывающие юридическую и психосоциальную помощь женщинам, ведущие просветительскую работу с населением, органами внутренних дел и юриспруденции.

Феминистский анализ труда направлен на социальную критику гендерно-нейтральных подходов к понятиям рабочей силы и процесса труда. Классические марксистские определения этих понятий не принимали в расчет различия между мужчинами и женщинами, проявляющиеся в практиках найма, трудовых отношениях, характере занятости и размерах вознаграждения. Например, в 1992 году исследовательницы К. Дельфи и Д. Леонард показали в своей книге, что трудовой контракт заключается на основе негласно действующего в семье гендерного контракта, согласно которому мужчины вольны продавать свой труд, тогда как женщины, чтобы пойти на оплачиваемую работу, должны получить разрешение от главы семьи. Анализ таких видов занятости, как проституция, индустрия досуга и секретарская работа, показал, что в этих случаях покупается отнюдь не абстрактная рабочая сила, а воплощенная сексуальность женщин. Если сами женщины при этом воспринимают свое тело и сексуальность как неличностный, отчуждаемый товар, то тем самым лишь оправдывается сексуальная эксплуатация.

Другие феминистские авторы указывают на то, что в современном обществе растет число рабочих мест, на которых требуется использовать не профессиональные знания и навыки, а личностные качества сотрудников. Сюда же примыкает феминистский анализ «эмоциональной работы», то есть тех профессий, где делается большой акцент на психологическую нагрузку работников (учителя, медсестры, социальные работники, стюардессы, туристические агенты). Вместе с тем у этой точки зрения есть и обратная сторона: наряду с критикой личностно-ориентированной работы здесь происходит закрепление стереотипных представлений о том, что такое «мужские» и «женские» качества, которые принимаются как должное и представляются неизменными.

Таким образом, в исследованиях разделения труда мужское доминирование объяснялось как укорененное в семейных отношениях или на рабочем месте. Кроме того, ученые анализировали, какую выгоду получают частный капитал, государство и мужчины вследствие того, что женщина занимается воспитанием детей и работает по дому, а также на проблемах сегрегации женщин в низкооплачиваемых секторах занятости. Еще один вопрос состоял в том, до какой степени разделение труда по полу является результатом отношений классового доминирования и требуется ли отмена социальных классов для того, чтобы решить проблему гендерного неравенства. Современные исследования разделения труда фокусируются скорее на объяснении изменений, а не на описании и классификации культур и обществ. Например, исследуется современный рост нагрузки и совмещение нескольких видов работы женщинами самых бедных социальных слоев и групп городского и сельского населения, увеличение трудовых функций женщин-фермеров Африки, анализируется международное разделение труда, например, проблемы работы в странах третьего мира. Речь идет, в том числе, о промышленной работе и секс-работе.

Проблемы секс-работы

Следует признать, что в современном обществе сексуальность становится особым видом товара, в продажу которого вовлечены миллионы людей по всему миру. Это так называемая секс-работа — вид занятости, связанный с женской и мужской проституцией, а также предоставлением сексуальных услуг (секс по телефону и секс-шоу). Ряд авторов полагают, основываясь, в том числе, и на исследовании идентичности секс-работников, что продажа секса за деньги — это такой же труд, как и любой другой. Секс здесь отделяется от других его социальных смыслов — например, межличностные, романтические отношения, релаксация — и трактуется исключительно как профессиональная деятельность. Развитие современного общества сделало размытыми границы между потреблением и объектом потребления, работой и отдыхом, потреблением и производством товаров и услуг, превратив секс в работу, которая связана с потреблением тела и формированием определенного типа идентичности. Как показывает феминистский анализ труда, занятость в сфере секс-индустрии связана с выполнением определенной доли эмоционального труда. Эта особенность трудовой деятельности обусловлена необходимостью исполнения эмоционально насыщенных ролей, определяющего успех продажи предлагаемых услуг.

Социология трудовых отношений, занимаясь проблемами секс-работы, фокусируется на традиционных для этой дисциплины темах — проблемах состояния рабочей силы, разделения ее на основную и периферийную, условий и оплаты труда, профессионализации, трудового конфликта. В ряде стран (Австралии, Германии, Нидерландах) секс-услуги являются легитимным видом трудовой деятельности с вытекающими отсюда формами социального контроля — нормативами условий работы, медицинского освидетельствования, профессиональными организациями, условиями оплаты труда. В таких странах существует и нелегальная секс-индустрия, где работают малолетние, нелегальные эмигранты, используется подневольный труд, регулируемый уже не трудовым, как в первом случае, а уголовно-правовым законодательством.

В России и ряде других стран, где проституция запрещена, любая секс-работа функционирует как теневая и полутеневая криминальная занятость. Доходы в этом секторе экономической активности в 1997 году только в Санкт-Петербурге составляли 20 млрд рублей. Сюда вовлечено значительное количество людей — по данным ГУВД, в Москве более 70 тыс. женщин занимались проституцией. Запрещение секс-работы представляет амбивалентную политику: формально запретив этот вид занятости, власти почти не препятствуют проституции, осуществляющейся в таких организациях, как массажные салоны и услуги эскорта, существующие практически в любом крупном промышленном городе. В российских СМИ все чаще можно услышать дискуссии в пользу легализации проституции, что вывело бы секс-работу из сферы криминального бизнеса и сделало ее более безопасной для работников и клиентов.

В России действует организация «Женщины против насилия и дискриминации», гендерные центры проводят гендерную экспертизу законодательства, обсуждается законодательство о равных правах и возможностях женщин и мужчин, что предусматривает, в том числе, анти-дискриминационные меры. По выводам М.Баскаковой, все льготы в российском трудовом законодательстве для различных категорий женщин можно разделить на две группы: льготы, связанные с периодом беременности и родов; льготы, обслуживающие традиционную гендерную роль женщины: матери и хранительницы очага. Если первая группа по сути своей не является «льготами» и не подлежит обсуждению, то наличие льгот второй группы оказывает скорее отрицательное влияние на конкурентоспособность женщин, а следовательно, способствует усилению дискриминации по признаку пола на рынке труда. Мы согласны, что в связи с этим в сфере занятости и рынка труда необходимо откорректировать законодательство до состояния гендерно нейтрального; экономически поощрять мужчин к занятиям детьми и домашним хозяйством; доносить до населения смысл законодательных изменений; работать над антидискриминационным законодательством; исключить дискриминацию по признаку пола, ограничивая законами поведение работодателей с момента подачи объявления о вакансиях; создать механизм установления факта дискриминации и возмещения ущерба гражданам, подвергнувшимся дискриминации; реализовывать программы поддержки женского предпринимательства, профессиональной подготовки и переподготовки женщин.

К феминистским исследованиям труда относится и такая тема, как домашний труд. Это форма трудовой деятельности, связанная с уходом за детьми, домом и приусадебным участком. Домашний труд отличается по объему и содержанию для домохозяйств, состоящих из одного человека и семьи, в квартире или доме с садом; имеет несколько стадий, соответствующих стадиям жизненного цикла семьи или домохозяйства; может осуществляться членами семьи или наемным работником. Каждое общество располагает определенным типом разделения обязанностей между полами: в одних сообществах женщины занимаются сельским хозяйством, носят тяжести, в других это делают мужчины; существуют примеры женщин-охотниц и воительниц и мужчин, занимающихся уходом за детьми. Анализируя разделение труда между полами, К.Леви-Стросс приходит к выводу, что дело не в биологической специализации, а в обеспечении союза мужчин и женщин таким образом, что минимальная единица хозяйствования включала бы по крайней мере одного мужчину и одну женщину. Основываясь на работах К.Леви-Стросса и марксистском подходе к анализу воспроизводства труда, Г.Рубин рассматривает разделение труда между полами как табу на одинаковость мужчин и женщин, которое создает социальные различия между полами (гендер), а также как запрет на любую организацию отношений полов, кроме гетеросексуального брака. Хотя домашний труд относится к деятельности в рамках нетоварного хозяйства, он является одним из основных условий капиталистической прибыли, при этом в капитализме унаследована нерыночная традиция, согласно которой обычно именно женщины выполняют работу по дому и не имеют прав собственности (Г.Рубин).

Патриархатная культура, которая является чрезвычайно стойкой и распространенной даже в современных обществах, характеризуется разделением всей человеческой деятельности на приватную и публичную сферы. Разделение ответственности за каждую из этих сфер происходит по половому признаку, и мужчины, как правило, отвечают за вторую, а женщины — за первую. Домашний труд практически всегда выполняется женщинами вне зависимости от их статуса на рынке труда. В связи с этим говорят о несправедливом распределении обязанностей по полу, поскольку из двух работающих супругов домашние заботы лежат, прежде всего, на женщине. Вместе с тем сами женщины по-разному оценивают свою роль в работе по дому: одни считают ее той сферой, где могут реализовать себя, свою власть, умения и способности, другие полагают ее скучной и монотонной, утомительной и закабаляющей. С целью повысить престиж домашнего труда в 1970-х годах экономистами прилагались усилия по расчету стоимости каждого вида деятельности (например, уборка, мытье посуды, планирование бюджета, работа в саду и пр.). Однако, при всей его высокой экономической ценности, домашний труд по-прежнему имеет низкий социальный престиж.

Существует объяснение, согласно которому домашний труд относится к женской сфере вследствие того, что мужчины имеют больше возможностей на рынке труда, получают более высокую зарплату, и семья выигрывает, если именно жена работает по дому, а муж занят вне дома. Однако эта теория не задается вопросом о том, как семья приходит к такому решению и почему труд женщин оценивается в рыночных условиях ниже, чем мужской. Самым авторитетным объяснением женского домашнего труда выступает традиция. Даже в условиях технологического усовершенствования время, затрачиваемое на домашние хлопоты, не уменьшилось. Число технических задач может быть снижено, однако новый акцент на качестве требует больше времени. Кроме того, несмотря на то, что технологические изменения трансформировали структуру домашней работы, они никак не повлияли на распределение домашних обязанностей по полу. Если женщины и расходуют меньше сил и времени на работу по дому, то происходит это в силу совсем других причин: растет давление инфляции и участие женщин на рынке труда, уменьшаются размеры домохозяйств, распространяются идеи эгалитаризма и феминизма. Новые технологии позволяют повысить качество жизни, снизить временные затраты на домашний труд, но не снижают власть мужчин в доме. Исследования в сравнительном контексте показывают, что в России, как и на Западе, женщины продолжают отвечать за традиционные обязанности в доме: приготовление пищи, стирка, забота о детях, — но практика совместного ведения домашних дел растет. Покупки, уборка квартиры, мытье посуды, ведение семейного бюджета, планирование досуга и забота о престарелых родителях сейчас ложатся не только на плечи женщин. Кроме того, принятие решений по семейным проблемам в значительной мере осуществляется супругами совместно.

Итак, мы рассмотрели несколько направлений и тематических определений феминистских исследований труда и занятости. Упомянутые проблемы предоставляют широкое поле междисциплинарных исследований и профессиональной практики социологам, социальным работникам, социальным антропологам, психологам, юристам и политическим деятелям.