Категория социального: сущность и детерминанты

1. Некоторые подходы к сущности социального

Латинское слово socialis, что означает «общественный», относительно недавно вошло в политическую и научно-философскую лексику. К. Манхейм, немецкий социолог, так объясняет данное обстоятельство: «Отсутствие определенных понятий означает отсутствие не только определенной точки зрения, но и отсутствие определенного динамического интереса к ряду жизненных проблем. Так, например, относительно позднее появление понятия «социальное» свидетельствует о том, что до известного периода исследование не затрагивало сферу, связанную с этим термином, а также о том, что тогда отсутствовал связанный с этим словом жизненный опыт».

Интерес к проблематике ассоциированной жизни был и у древних философов, начиная от Платона и Аристотеля, но он реализовывался через осмысление, главным образом, феноменов государства. Личность же рассматривалась не в контексте общественных отношений, а как некая «думающая замкнутость».

Человеку и человечеству нужно было пройти испытание не только огнем и мечем, богатством и бедностью, но и техникой, «машинностью», плотностью и многоликостью межличностных связей, чтобы человек стал «социальным существом» или, говоря словами Маркса, «совокупностью общественных отношений».

Именно Маркс внес фундаментальный вклад в развитие теории социальных отношений, в обоснование роли и места человека в их системе. Не случайно известный французский философ и социолог П. Бурдье отмечает, что марксистская теория относится к «первой из социальных теорий, претендовавшей на научность».

Проблематикой социальных отношений занимались и представители других политологических, философских, социологических школ и направлений. В рамках господствовавших в них парадигм рассматривались проблемы семейных, социально-групповых, поколенческих, этносоциальных отношений. В меньшей степени повезло понятию «социальное». «Пожалуй, ни одна другая дисциплина, — замечает А.В. Леденева, — не содержит такого многообразия противоречивых подходов к изучению своего объекта, как социальная теория — к изучению «социального».

В силу лингвистических и многих иных причин понятия «социальность», «социальное» в русском языке ассоциируются с понятиями «общество», «общественное». Может быть, именно этим обстоятельством в какой-то степени объясняется то, что такие категории, как «социальное пространство», «социальный мир», до последнего времени не использовались в научной лексике, за исключением понятий, выражающих тот или иной фрагмент жизни общества, типа «социальная сфера».

Воспроизведем традиционное для отечественной философии понятие «общество»: «Марксизм-ленинизм в понимании общества исходит из того, что сам факт бытия человека не может раскрыть сущности общества. Абстрактный, изолированный от хода истории человек — всего лишь продукт мыслительного процесса, признаки подобного человека в лучшем случае — признаки «рода». Отвергая понятие абстрактного, внеисторического человека, К. Маркс писал: «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу».

Несколько иного взгляда на общество придерживается Н.А. Бердяев: «Общество не есть организм, реальность общества определяется реальностью человеческого общения, реальностью «мы». Объективированное общество, подавляющее личность, возникает из разобщения людей… В таком обществе существует коммуникация между людьми, но нет общения. Высшим типом общества является общество, в котором объединены принцип личности и принцип общности…».

Если Н.А. Бердяев считает, что в обществе высшего типа принцип личности и принцип общности равнозначны, то B. C. Соловьев отдает предпочтение личности. «Человек не есть только общественное животное, — подчеркнул он. — Понятие общественности, как таковой, по содержанию скуднее понятия человека, а по объему — шире» и далее «… общество есть дополненная, или расширенная, личность, а личность — сжатое, или сосредоточенное, общество».

Дискуссии о сущности социально-общественного феномена выводят нас на проблему исходной, субстанциональной единицы, своеобразной «клеточки» социального мира.

В одних случаях в качестве таковой признается социализированная личность, в других — «единица» социальной деятельности, социальных отношений.

Вот что пишет по этому поводу автор одного из учебников по социальной философии: «В качестве такой «клеточки» в социальной философии последовательно выступали индивид (хотя изолированный индивид отнюдь не представляет собой социальное явление), семья (явление на самом деле весьма сложное в структурном отношении), «самое примитивное, недифференцированное общество» (но даже самое древнее из них — родовую общину — нельзя считать простейшим образованием)… Однако социальная философия пробовала себя не только в этих тупиковых направлениях. В середине XIX, а затем в XX веке возникли два течения, сумевшие прорваться к истине. Мы имеем в виду школу Карла Маркса и школу Питирима Сорокина. Первый из них во главу угла поставил общественные связи и складывающиеся на их основе отношения между людьми, противопоставив их в качестве «клеточки» обособленному индивиду… Оставив в стороне то, что различает две школы, мы обнаруживаем в принципе такой же подход у Сорокина… Итак, в обеих концепциях «клеточка» общества усматривается в общественных связях, взаимодействиях, отношениях».

Выводы автора, на наш взгляд, весьма дискуссионны, в том числе и по поводу «марксистских истин».

Действительно, Маркс не рассматривал в качестве исходной «клеточки» социального мира «обособленного индивида», как не рассматривают его и представители большинства социально-философских школ и направлений. Но Маркс и не «усматривал» «клеточку» социального мира в «общественных связях», взаимодействиях, отношениях. Маркс сделал большее — он убедительно обосновал родовую сущность человека через сложную систему связей и отношений. По Марксу, родовая сущность человека отображается в системе экономических, духовных, политических и иных отношений.

Из известного положения Маркса о том, что «…сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений», вовсе неправомерно делать вывод о том, что человек, личность, родовой, социальный тип, подменяется феноменом отношений.

Отношения не первичны, но и человек Петр тоже не первичен в системе социального мира. Глубина теоретичности Маркса заключается в том, что он прочувствовал и выразил сложнейшую диалектику феноменов единичности-уникальности и типичности-социальности. Родовая сущность человека по Марксу основана на сущности индивидуальной, но последняя типологизируется, «снимается» посредством всей совокупности отношений, в которых сосуществует личность. Борода или характер человека Петра остаются «за пределами» социального мира.

В социальном пространстве «абстракт отдельного индивида» вынужденно или добровольно «подвергается общественной обработке» или социализации. Маркс осознавал, что процесс сосуществования, усвоения родовой, типичной, социальной сущности весьма многообразен и в нем участвуют каждое из «.„.человеческих отношений к миру — зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление, созерцание, ощущение, желание, деятельность, любовь, словом, все органы его индивидуальности…»

Социализированная личность, сосуществующая в мире социальных реальностей, личность, рассматриваемая как родовой, типичный для данных отношений феномен, и является субстанциональной основой, исходной «клеточкой» социального мира. Общественные отношения не замещают индивидуальную сущность человека, они выступают определяющим условием его социализации, способствуют формированию типично экономических, типично политических, типично духовных свойств и проявлений.

2. Социальное бытие, социальные отношения, социальный мир

В контексте проблематики социального следует рассмотреть содержание и особенности тех феноменов сосуществования, которые претендуют на статус собственно социальных отношений, или отношений в пространстве социального мира. Социальные отношения — это не отношения по поводу передачи и приема информации, не коммуникативные отношения в их чистом виде, а отношения взаимозависимости, точнее публичной, легитимной взаимозависимости. Как отмечал Маркс, «…животное не «относится» ни к чему и вообще не «относится»; для животного его отношение к другим не существует как отношение». Но социально не «относятся» человек Петр и человек Сидор, они могут соотноситься» социально лишь в статусе родовых, социальных сущностей, сущностей члена семьи, работника, гражданина и т.д.. Поэтому, когда речь идет о социальной политике как способе регулирования общественных отношений, то имеются в виду отношения человека Петра и человека Сидора, — это предмет не социальной политики, а морали, права и т.д. Посредством социальной политики регулируются типичные отношения трудовых, социально-статусных, поселенческих, возрастных, этнических и иных отношений взаимозависимости.

Представляется необходимым дать определение временного контекста развертывания социальных отношений и их теоретического осмысления.

Развитие реальных социальных процессов не всегда адекватно отражается в системе временных координат. Особенно это касается традиционно понимаемого настоящего времени. Настоящее как переход из будущего в прошлое, как мгновенье, сужает границы существования социальных процессов и явлений в настоящем времени, во времени здесь, а не там — в еще не наступившем будущем или уже состоявшемся прошлом.

В нашем представлении, социальное бытие здесь — это основной временной модус социальности, вбирающий в себя существование во временном пространстве, еще «не ушедшее, не отпущенное» прошлое и реально ощущаемое будущее. Подобное понимание настоящего как пространства актуальной социальности позволяет сформировать целостное, философское восприятие субъектности социальных отношений, их моральных, правовых и иных регуляторов, длительности проявления социальной политики, социально ориентированной профессиональной деятельности людей.

Подобное сопряжение актуального времени, времени здесь и социальных действий углубляет и в какой-то степени модифицирует наше представление о временных границах ответственности субъектов деятельности.

Социальный мир весьма текуч, подвижен и изменчив. Движение есть пространственно-временное, социально-историческое перемещение систем, создающее предпосылки для развития. Изменение социальных систем, или изменения в социальных системах есть первичная, исходная форма их не «систематизированного» развития. Более сложные, качественные изменения социальности, познание которых требует значительных интеллектуальных усилий, выражаются категорией «развитие».

Каждая социальная система обладает механизмом развития (саморазвития). В нашем представлении, он включает отношения, свойства, компоненты социальной системы, взаимовлияние которых создает потенциал ее самосохранения, самодвижения, саморазвития. Главными в этом механизме являются не вещественно-элементные, а процессуальные компоненты.

Социальный мир, в нашем представлении, есть мир раскрытого, публичного, типичного существования индивидов, есть мир особого Бытия. Особость бытия рассматривается в контексте многих философских парадигм. Для одних бытие есть реальность, существующая объективно, вне и независимо от сознания человека, для других бытие — это объективно-идеальный мир, мир «деятельного» духа. «Чтобы достичь изменения бытийной истины и осмыслить его, — заметил М. Хайдегтер, -нам, нынешним, предстоит еще прежде всего выяснить, наконец, как бытие касается человека и как оно заявляет на него свои права».

Проблема человека в бытии и бытия в человеке не так проста для разрешения, как это может показаться на первый взгляд. Признание реальности — объективности бытия, бытия как нахождения, как нахождения здесь, не освобождает нас от вопроса по поводу его сопряженности с сознанием человека. Бытие и сознание — рядоположенные феномены, а не феномены первичности или вторичности. Они взаимополагают друг друга. Человек сознательный двойственно сопряжен с бытием: во-первых, как феномен, обладающий собственным бытием, во-вторых, как компонент «иного». Иное бытие, бытие как публичный, социальный мир в главном и основном определяет общественные формы сознания — мифологию, религию, философию, мораль, искусство, право, науку, идеологию.

Более диалектична взаимосвязь социального бытия и индивидуального сознания, индивидуального бытия и общественного сознания. Индивидуальный мир, взятый в качестве приватного, затаенного бытия и индивидуального сознания, более уникален, мобилен, эмансипирован в сравнении с социальным миром. Миры индивидуальностей, находясь в. структуре социального мира, социального бытия, не поглощаются полностью социальными отношениями, сохраняя меру автономии и свободы, меру индивидуального и социального самовыражения.

Конкретное содержание этой меры весьма вариативно. Как отмечал М. Хайдеггер, «лишь поскольку — и насколько — человек вообще и по существу стал субъектом, перед ним как следствие неизбежно встает настоятельный вопрос, хочет ли и должен ли человек быть субъектом, — каковым в качестве новоевропейского существа он уже является, — как ограниченное своей прихотью и отпущенное на собственный произвол Я или как общественное Мы, как индивид или как общность, как лицо внутри социума или как рядовой член организации, как государство и нация и как народ или как общечеловеческий тип новоевропейского человека».

Место субъекта в социальном мире предопределяется огромным числом факторов и обстоятельств, в том числе феноменами предрасположенностей, интересов, ценностных ориентации, умысла, нужды, насилия, смысла, закономерности, случайности. И хотя социальность субъекта типична, процесс, механизм социализации уникален по сути, ибо во многом обусловлен чувственно-духовным миром личности. Этим в какой-то степени можно объяснить то обстоятельство, что проблематика социализации органично входит в предметное пространство психологии, социологии, педагогики и ряда других научных дисциплин, так же как и проблематика индивидуализации личности — личности, «отпущенной на собственный произвол».

В контексте подобной диалектики мало продуктивны дискуссии по поводу первичности или вторичности генезиса индивидуального и социального миров. В нашем понимании — это единый процесс взаимообусловливания генезиса и развертывания личностных и социальных компонентов жизненного мира. Социальный мир как ценностно-определенная сущность человека и человечества не может быть исследован и описан в контексте традиционно понимаемого пространства.

Гром не является компонентом социального мира, не являются им и ветер или снегопад, однако было бы и большим упрощением пытаться представить социальный мир как некую жестко структурированную часть или автономную сферу. Социальность проявляется не через особенности или автономию компонентов, а прежде всего через социализацию деятельности человека и человечества. Социальность как феномен раскрытости пронизывает все поля и пространства человеческого жизнебытия.

3. Социальный и индивидуальный миры:диалектика и взаимосвязь

В социальном мире любого класса и уровня можно наблюдать достаточно типичные отношения индивидуального «Я» и социального «Мы». Среди них следует выделить прежде всего отношения первичной социализации. Личность входит, вступает, принимается в социальный мир в качестве его компонента. Весьма значимы для понимания сущности социального мира отношения первичной эмансипации, первичной автономизации. Личность, «принятая» в социальный мир, стремится сохранить меру своей уникальности, меру автономии и свободы. Обозначив границы «островка независимости», личность стремится овладеть большим социальным пространством, что часто ведет к усложнению структуры социального мира, росту социальной напряженности.

Наконец, особо следует выделить социализацию как обогащение собственного «Я». Существуя в своем жизненно-пространственном мире, не претендуя на «чужую территорию», личность использует интеллектуальный, чувственный и иной ресурс социального мира для саморазвития.

В качестве критерия социальности мира выступает не только его раскрытость иному, но и достаточно заметная степень публичной легитимности, ритуальности, статусности отношений в человеческом сообществе. И если содержание и границы экономического мира предопределяют феномены богатства и собственности, политического мира — феномены власти, духовно-идеологического — феномены идей, концепций, информации, то социальный мир — это мир статусной стратификации. Внутреннюю структуру социального мира образуют публично-статусные отношения: отношения в сфере организации и стимулирования труда, охраны здоровья и медицинского обслуживания, социальной поддержки инвалидов, пенсионеров, других категорий населения, в сфере национальных, территориальных, семейно-бытовых, возрастных и иных социально-статусных отношений.

В качестве важнейших компонентов социального мира как системного образования следует выделить: системообразующее ядро; периферийное пространство; доминирующие центростремительные отношения субъектов; центробежные отношения; отношения дискомфорта; негативные отношения к системе, так называемые контрмедиальные отношения; отношения, характеризующиеся неопределенностью позиций их субъектов или непонятностью смысла и направленности практической деятельности.

Социальный мир как структурированная целостность выполняет функции целедостижения, адаптации, воспроизводства структуры, интеграции.

Большинство исследователей социализированного мира считают, что в качестве его системообразующего ядра выступает социальная справедливость как некая ценность и норма, смысл которой рассматривается и определяется историческим и ситуативным контекстом.

Особую актуальность представляет проблема классификации социального мира по тем или иным основаниям. По критерию степени целостности социальный мир подразделяется на фрагментарный и системный. По критерию субъективности выделяются социальные миры личности, семьи, микросреды, коллектива, профессиональной, поселенческой и иной ассоциации, нации, государства, общества и человечества в целом. В контексте исторической динамики выделяются социальные миры: генезиса человечества, периода становления, зрелости и угасания цивилизаций. Социальные миры весьма многообразны по степени сопряженности с жизненными установками и ожиданиями конкретных личностей.

Наиболее предпочтительной является модель социального мира, ассоциирующаяся с понятием «родина». Ощущение родства, естественной гармонии индивидуального и социального миров способствует целостной самореализации личности, гуманизации социальных отношений. Родство индивидуального и социального бытия основано на духовно-исторической преемственности целей и ценностей сосуществования и потому в меньшей степени подвержено воздействию корректирующих факторов.

Философии, обращенной к социальному миру, предстоит более глубоко осмыслить и переосмыслить содержательные характеристики понятия «родина», очистив его от идеологизированного патриотизма. Чувство родины, родства, укорененности в ментальной культуре есть, прежде всего, чувство сопричастности к иному, к миру других, есть чувство социальной ответственности и солидарности.

Социальный мир, воспринимаемый как мир родины-родства, позитивно влияет на развертывание жизненных сил личности и ее естественную социализацию, снижает уровень напряженности и конфликтности.

Близкая модель — социальный мир как семья, как единство в многообразии, в многоликости. В качестве ключевых ценностей социального мира подобного типа выступают отношения взаимопонимания и поддержки. «Социальный дом» притягивает людей своей теплотой и открытостью, создавая возможности для самовыражения.

Достаточно типичен социальный мир как «сообщество разностей», основным принципом бытия которого является коллективизм. Наиболее успешно этот принцип был реализован в Японии, Израиле, Швеции, ряде других зарубежных стран. В России проблематика «коллективизации» социального пространства на многие годы была отнесена к разряду «коммунистических ересей». И лишь в последнее время, когда степень эгоизма и цинизма социального бытия достигла опасной для персоналий власти и общества черты, вновь реанимируется общественная потребность в исследовании феномена коллективизма-коллектива.

Опыт Израиля и особенно Японии убедительно доказывает естественную совместимость коллективистских начал социального бытия и рыночных отношений. Не только развитая правовая база, но и, прежде всего, естественный коллективизм создают благоприятную основу для трехстороннего, четырехстороннего сотрудничества в экономике, солидарности в социально-бытовой сфере, взаимопонимания в сфере политики и идеологии.

Коллективистскую модель социального мира следует отличать от коммунально-легионной. «…Человеческое общество, ставя своим образом Легион, — считал русский философ В.И. Иванов, — должно начать с истощения онтологического чувства личности, с ее духовного обезличения. Оно должно развивать, путем крайнего расчленения и специализированного совершенствования, функциональные энергии своих сочленов и медленно, методически убивать их субстанциональное самоутверждение».

Коммунально-легионный мир — это мир расчлененного, вынужденного, формального коллективистского сосуществования, в котором достаточно жестко проявляется ролевая, статусная субординация. Классические образцы коммунально-легионного бытия можно наблюдать в криминальном мире — мире круговой поруки и взаимозависимости. Многие исследователи склонны считать, что модели коммунально-легионного социального мира достаточно широко представлены в бюрократизированных управленческих структурах современной России и стран СНГ.

Феномен коммунальности впервые был исследован русским философом и логиком А. Зиновьевым. По его мнению, «суть коммунальности состоит в борьбе людей за существование и за улучшение своих позиций в социальной сфере, которая воспринимается ими как нечто данное от природы, во многом чуждое и враждебное им…».

Феномен коммунальности широко и многолико представлен в структуре социального бытия человечества. На основе достижений генетики и психологии можно сделать вывод о том, что генетически заданная модель жизнедеятельности человека в приватной сфере и социальной среде многогранна и диалектична. Предрасположенность к агрессивности сосуществует с задатками к состраданию, к соучастию. Человек пластичен по своей и генетической, и социальной сути. В его интеллектуально-чувственном потенциале содержатся ответы и на вызовы агрессивности, и на вызовы уважения, любви, сострадания. В нашем представлении коммунальность есть историческая форма рационально-эгоистической коллективности или общности социального мира. Есть мнимая и есть реальная коллективность-общность. В русской философии реальная коллективность получила название соборности. «Соборность, — подчеркивал В.И. Иванов, — есть… такое соединение, где соединяющиеся личности достигают совершенного раскрытия и определения своей единственной, неповторимой и самобытной сущности, своей целокупной творческой свободы…».

В реальной жизни достаточно широко представлены социальные миры как сообщества, консолидирующим принципом которых, в большинстве случаев, выступает утилитарный интерес. К их числу можно отнести экономические, политические, общественные и иные объединения и союзы.

4. Некоторые функционально-деятельностные характеристики социального мира

Теоретическую и практическую значимость представляют исследования проблем социального мира как ассоциации функционалов. Функциональные ассоциации основаны, как правило, на принципе функционально-деятельностной зависимости. Практически не исследован в нашей стране феномен социального мира как обезличенного пространства.

Бездомность становится судьбой мира, заметил М. Хайдеггер. Нарастание неукорененности в национальной культуре, в семье, в коллективе способствует формированию социального мира как пугающей пустоты. Подобное социальное пространство есть не деятельностно-компонентная, а содержательно-сущностная пустота — пустота духа и духовности. Оно похоже на огромный архипелаг форм, внутри которого человек ощущает свою ненужность и заброшенность. Пугает не пустота отсутствия, а пустота присутствия, пустота социальной суеты.

Довольно часто мы находимся в социальном мире как мире реальной агрессивности, деструктивности, и это касается не только пенитенциарных или специальных медико-психологических учреждений. Агрессивность как результат недоброкачественной социальности, к сожалению, весьма широко распространена в современной России. Прояснение особенностей агрессивного социального мира следует начать с самого термина «агрессия». Как отмечал Э. Фромм, «многозначность слова «агрессия» вызывает большую неразбериху в литературе. Оно употребляется и по отношению к человеку, который защищается от нападения, и к разбойнику, убивающему свою жертву ради денег, и к садисту, пытающему пленника. Путаница еще более усиливается, поскольку этим понятием пользуются для характеристики сексуального поведения мужской половины человеческого рода, для целеустремленного поведения альпиниста, торговца и даже крестьянина, рьяно трудящегося на своем поле».

Известный психолог-философ разводит понятия «агрессивность» и «деструктивность». Употребляя слово «агрессия» в отношении поведения, связанного с реакцией на угрозу, Э. Фромм пришел к понятию доброкачественной агрессии — агрессии как ответа на вызов. А специфическую человеческую страсть к господству над другим живым существом и желание разрушать (злокачественная агрессия) он выделил в особую группу, назвав словами «деструктивность» и «жестокость».

Мир одного человека индивидуален. Микросоциальный мир -это мир двух соотносящихся личностей. Понятие «микро» используется в данном случае лишь в целях уровневой классификации социальных миров по формально-объемным параметрам. Ибо содержательные характеристики двойственного социального союза могут быть более субстанциональны и разнообразны, чем характеристики многоликих социальных образований. К разряду малых социальных миров можно отнести мир семьи, мир первичного коллектива. Свое место в социальной иерархической структуре занимают жизненные миры поселенческо-географического, регионального, социально-корпоративного типа.

В научной и обыденной лексике мы вынуждены использовать понятие «социальность» в так называемом «узком» смысле. В подобном контексте весь социальный мир подразделяется на социально-экономический, социально-политический, социально-культурный (духовный) и собственно социально-социальный. Деление единого социального пространства на отдельные сферы весьма условно, как условны и разграничительные линии их классификации. Одни авторы существенно сужают структурно-содержательное пространство социальной сферы, ограничивая его феноменами общественного благотворения и социальной защиты наиболее уязвимых слоев населения, другие, наоборот, рассматривают социальную сферу как некое безбрежное «образование», обеспечивающее жизнедеятельность и развитие человека.

Подобный плюрализм имеет место и в практически-политической области, в области властно-правовых отношений, где происходит «узаконивание» границ социальной сферы и ее основных содержательных компонентов.

Как нам представляется, одним из ключевых критериев «социально-социального», критерием «распространимости» социальной сферы в социальном пространстве является феномен публично-статусных различий или жизненно-легитимных неравенств — неравенств в получении образования, в оплате, стимулировании трудовой деятельности; социально-групповых, поселенческих, этнических различий и неравенств; различий в уровне и качестве жизни. К примеру, содержание образования, художественного творчества — это феномены духовности, тогда как неравенства, противоречия в системе оплаты труда, медицинского обслуживания, пенсионного обеспечения работников образования и культуры относятся к социальной сфере. Реалии, выраженные в понятиях «прибыль», «стоимость», «кредит», относятся к сфере экономии, тогда как феномен заработной платы в большей степени «социален».

В подобном контексте, в контексте «социально-социального» следует рассматривать понятие «социальное государство». В строгом смысле слова, государство социально (корпоративно) изначально. Использование понятий «социальное государство», «народное государство» предопределяется потребностью и необходимостью делать акцент на социально-патерналистских функциях государства.

Социальный мир любого класса или уровня — весьма динамичное образование, вектор и темпы движения которого детерминированы множеством условий и факторов. В одних случаях поля внешней и внутренней детерминации обусловливают процесс развития (развертывания), в других — угасания социального мира. Применительно к динамике структур социального мира возможны процессы их усложнения или упрощения, процессы социальной стабилизации и социальной дестабилизации.

«…Идеи о нестабильности флуктуации начинают проникать в социальные нации, — считают И. Пригожий, И. Стенгерс. — Ныне мы знаем, что человеческое общество представляет собой чрезвычайно сложную систему, способную претерпевать огромное число бифуркаций, что подтверждается множеством культур, сложившихся на протяжении сравнительно короткого периода в истории человечества.

Мы знаем, что столь сложные системы обладают высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям. Это вселяет в нас одновременно и надежду, и тревогу: надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и изменять всю их структуру (это означает, в частности, что индивидуальная активность вовсе не обречена на бессмысленность); тревогу — потому, что наш мир, по-видимому, навсегда лишился гарантий стабильных, не проходящих законов. Мы живем в опасном и неопределенном мире, внушающем не чувство слепой уверенности, а чувство умеренной надежды…».

Осмысление общих, концептуально-теоретических проблем сущности и структуры социального мира создает исходную базу для понимания процессов, происходящих в специфических, конкретных условиях социальной действительности, являющихся предметной областью субъектов выработки и реализации социальной политики.

Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *