Парадигмы социальной политики

Представленная трехуровневая ориентация социальной политики дает возможность характеризовать ее парадигмы.

Социальная политика всегда была подвержена идейно-политическому воздействию и артикуляции со стороны различных сил. Особенно заметно это было в эпоху «холодной войны», противостояния капитализма и социализма. В последние годы оно ослабело. Однако сохраняется довольно четкое парадигматическое различение определенных подходов и реальных воплощений социальной политики, отражающих уже не идеологические, а, скорее, исторические, социокультурные, социально-правовые особенности самоорганизации жизнедеятельности и управленческих подходов в регионах и странах. На формирование современных парадигм социальной политики наложили отпечаток исторические факторы, например традиции и общинные обычаи, религии, особенности становления государственности и гражданского общества у разных народов, идеологии, концепции прав человека, развитие рабочего, профсоюзного, женского, молодежного движений, местного самоуправления, деятельность ярких политических лидеров и др… Также, например, христианство, христианские церкви и монастыри задавали тон в развитии благотворительности и общественного призрения. Другие религии — мусульманство, буддизм, иудаизм, каждая по своему, также развивали формы благотворительности и влияли на социальную политику государства.

В историческом плане парадигмы социальной политики можно связать с доминированием в тот или иной период какого-то из трех названных уровней самоорганизации людьми жизнедеятельности. Не сосредоточивая внимания на исторической ретроспективе парадигм, отметим только, что в истории большинства народов были периоды, когда доминировал естественный уровень самоорганизации (древний мир) и в зачаточном состоянии была социальная политика государства, которая исходила и осуществлялась на уровне общин, полисов. В средневековье социальная политика ощущала на себе сильное влияние духовного уровня самоорганизации жизнедеятельности; государство часто перепоручало свою социальную ипостась церкви, получая от той в то же время поддержку духовной харизмы. В Новое время для осуществления социальной политики важным стал акторный уровень, поскольку распространились массовый труд на производстве, по оказанию различных услуг, чреватый травмами, предпринимательство, вязанное с многочисленными рисками. Агенты жизнедеятельности стали обращать свои требования все больше к государству. Само государство уже в значительной мере признало важной функцией социальную политику.

Подобное деление на исторические периоды в целом огрубляет восприятие проявлений социальной политики, как бы оперирует «чистыми» типами (по М. Веберу), но в то же время помогает периодизировагь возникновение и становление социальной политики, ее субъектов, объектов и направлений. Разумеется, в рамках таких крупных периодов разные страны шли каждая своим особенным путем, что и отразилось в парадигматическом отношении к социальной политике и реально-типическом ее утверждении в том или ином регионе или стране.

По отношению к доминирующему уровню самоорганизации можно выделить три парадигматических типа социальной политики:

либерально-ограничительный, характерный особенно для США;

социально-патерналистский, реализующийся в бывших странах реального социализма и в современном Китае, Кубе, а также в ряде восточных государств;

и третий

тип социального правового (социально-демократического, социально-христианского) государства, отличающего ФРГ, Швецию, Данию, Голландию, Норвегию, Финляндию, Австрию.

Для США доминирующей основой был акторный уровень самоорганизации. Агентная активность подчинила себе и естественность, и духовность в силу беспрецедентной конкуренции, проходившей в условиях Нового времени и соответствующего ему государства современнного типа. Сформировалась социальность, ориентированная на доминанту индивидуальной деятельности конкурентоспособного агента экономической жизни, социальность акторного уровня самоорганизации жизнедеятельности.

Отсюда и характерная для США парадигма социальной политики. Последняя на уровне государства и штатов была сначала слабо проявленной (в основном в риторике выборов в органы государственной власти). Однако и в США действовали факторы, которые поднимали значение равенства в глазах граждан. Пусть это было стремление к равенству перед законом (точнее перед правосудием, учитывая значение судебных прецедентов в англо-саксонской правовой системе), тем не менее, движение аболиционистов за права негров было связано с движением и за социальное равенство. Социальная политика в социально-экономической сфере рождалась опять же на волне доминанты акторного уровня самоорганизации. Производители в борьбе за профсоюзные права и ассоциации гражданского и политического характера вольно или невольно порождали социальную политику государства; последняя практически начиналась из производственной и общественно-политической сферы. И до сих пор социальная политика федеральных вдастей и властей штатов сохраняет отпечаток акторного уровня, производительной агентности.

Другая парадигма социальной политики сложилась в ряде стран Востока, где государство всегда играло чрезвычайно важную роль в жизни общества, опекая человека на всех уровнях самоорганизации жизнедеятельности. На естественном уровне государственная власть непосредственно опиралась на общину, проникая в нее, а вместе с этим и в ментальность человека, привыкающего к редистрибутивной (перераспределительной) и духовно-пастырской (соборной для России) роли государственной политики.

Так, в России государство оказывало социальную поддержку наиболее обездоленным слоям населения на протяжении всей ее истории. Можно говорить о постоянном стремлении воспроизводить определенные структуры на уровне высших государственных учреждений или прямом влиянии высших повелений монархов на уровень сельской общины или города. В составе Собственной Его Императорского Величества Канцелярии действовало VI отделение, в компетенцию которого входило руководство благотворительными учреждениями и женскими учебными заведениями. Это одно из свидетельств, отражавших государственную деятельность, отвечавшую духу официальной доктрины (триада: самодержавие, православие, народность) в обширном государстве, собирающем и обороняющем земли и народы. На уровне духовной жизни общины большое значение придавалось милосердию, благотворительности, сочувствию и помощи пострадавшим, слабым, сирым, странникам, убогим. Это наложило отпечаток и на правовую систему России. Во многих странах Востока, а также в России такая ориентация государственности и социальности на доминирование духовного уровня самоорганизации проявлялась вплоть до Новейшего времени и в определенной степени сохраняется и сегодня.

Несколько по-другому, в отличие от восточного и евразийского доминирования духовного уровня самоорганизации, и от американской молодой государственности, опирающейся на агентную доминанту самоорганизации, складывалась парадигма западноевропейской социальной политики. Европейский старый континент пережил этап античности с римским цивилизационным проникновением и греческим духовным влиянием, затем феодальное средневековье, с их жестокой классовой борьбой. Для европейского средневековья особую роль сыграли города, городские сообщества с их сословиями, формирующимся пространством естественного уровня самоорганизации, который органично «встраивал в себя» духовность и агентность.

Европейский город оказывал сильное влияние и на окружающие сельские общины, становясь духовно-культурным и акторным производственным центром региона и государства в целом. Благодаря развивающемуся местному самоуправлению, вхождению горожан в сословные представительные учреждения страны (Испания — кортесы, Франция — Генеральные штаты, Англия — парламент), цеховому, а затем мануфактурному и фабричному производству, европейскому городу удалось удержать доминанту естественного уровня самоорганизации, синтезировав его с духовным и акторным уровнями. Это наглядно отразилось в городской (муниципальной) социальной политике, взаимодействующей с государственностью. Европейская социальность и государственность синтезировались в настоящее время в парадигматическом типе социального правового государства, позитивировавшего обширные социальные права человека, создавшего развитую систему социального обеспечения и социальной защиты.

В отличие от восточной и евразийской государственности, традиционно опекающей и наставляющей человека, европейская государственность исходит из принципа субсидиарности социальной политики, принципа создания комплиментарной среды жизнедеятельности для слабых слоев населения, при которой, например, инвалид может активно участвовать в общественной жизни, приобщаться к полноценной деятельности. Не только дать человеку материальное пособие, но и создать среду и духовную атмосферу, в которой бы человек с ограничениями жизнедеятельности чувствовал себя полноценным и мог развиваться как член общества в различных направлениях.

В отличие от США с их либеральной абсолютизацией гражданских прав и холодным отношением к социальным правам европейские страны активно защищают социальные права, включив последние в каталог прав человека и закрепив их в конституциях. Совет Европы последовательно проводит принцип неразделимости и взаимосвязанности прав человека — гражданских, политических, экономических, социальных, культурных. Человек не может считаться свободным, получая избирательные права, если при этом он испытывает материальную нужду и не в состоянии быть сытым, иметь нормальное жилье, получить медицинские услуги, устроиться на работу. Это было отражено в Европейской социальной хартии 1961 года.

В перспективе мир подходит к новой парадигме социальной политики, в которой должны наиболее полно учитываться импульсы всех названных уровней самоорганизации жизнедеятельности — естественного, акторного, духовного. Такая парадигма выливается в концепцию устойчивого развития. Видимо, постепенно большинству государств, а в перспективе всем, и России в том числе, суждено принять новую парадигму, ориентированную на устойчивое развитие и соединяющую все три условия самоорганизации.