Критическая теория и анти-дискриминационная практика

Проблемы социальной работы и гендера тесно взаимосвязаны. Прежде всего, большинство клиентов социальной службы — это женщины (бедные, одинокие престарелые, матери-одиночки, многодетные матери, матери детей-инвалидов, безработные). От того, распознают ли социальные работники гендерное неравенство на индивидуальном уровне в непосредственном взаимодействии с клиентами или на структурном уровне в организационных, социальных и политических отношениях, зависят перспективы антидискриминационного социального обслуживания, социальной справедливости и социального развития. Повседневная коммуникация, реализуемая в процессе социальной работы, и прикладной характер профессии служат одновременно обоснованием необходимости и важности социальной работы для осуществления принципов гендерного равенства.

С одной стороны, практика социального обслуживания основывается на принципах прав человека и социальном законодательстве, которые признают права граждан на помощь и поддержку безотносительно пола. С другой стороны, переживание клиентом трудной жизненной ситуации всегда является гендерно окрашенным. Одни и те же проблемы по-разному воспринимаются девочками и мальчиками, женщинами и мужчинами в силу гендерной специфики системы социальной стратификации, а также по причине особенностей гендерных ролей, идеалов и стереотипов и социальных ожиданий, существующих в каждом конкретном обществе.

С какими социальными проблемами ни взаимодействовали бы социальные работники — бедностью, наркоманией, вопросами охраны детства, безработицей, жилищными или молодежными проблемами, проблемами престарелых, одиноких матерей, многодетных семей или семей с инвалидами, семейным насилием, — так или иначе они сталкиваются с патриархатными социальными отношениями, дискриминационными практиками исключения, где фактор пола играет весьма существенную роль, усиливая проявления социальной несправедливости, связанной с такими характеристиками, как возраст, этничность, раса и социально-экономическое положение человека. Социальные работники современной России реализуют свою профессиональную деятельность в условиях, когда, несмотря на все усилия в области законопроекта о гендерном равноправии, на уровне принятия решений в органах представительной и исполнительной власти проблемы неравенства по признаку пола игнорируются. Гендерно чувствительная практика опирается на принципы гуманистической и критической феминистской социальной работы в процессе взаимодействия с клиентом, группой или социальными сетями.

Подавляющая часть социальных работников — это женщины. В России часто это те, кто потерял работу на предприятии, не смог найти высокооплачиваемое место или заинтересован — больше, чем в высокой оплате своего труда — в скользящем графике и возможности посещать дома своих больных родственников. Как и повсюду в мире, в России среди социальных работников преобладают женщины. И хотя их достаточно много среди администраторов социальных служб, руководство управлений и министерств социальной сферы представлено мужчинами. Социальная работа является частью вторичного рынка труда, где женщинам отведены низкостатусные роли, и представлена в организациях и СМИ как «женская работа», требующая не столько профессиональных знаний и навыков, сколько «женских» качеств — доброты, эмпатии, ответственности, терпения, якобы от природы присущих женщинам. Тем самым оправдываются низкий статус и низкие зарплаты социальных работников (в соответствии с принципами разделения труда по признаку пола). «Геттоизация» женщин в социальной сфере, на местах, где удерживаются низкооплачиваемые и менее квалифицированные кадры, становится условием депрофессионализации социальной работы. По словам президента Международной федерации социальных работников Лены Доминелли, «социальная работа — это профессия, где мужчины руководят женщинами, занятыми на переднем крае делами клиентов, большинство из которых также являются женщинами».

Гендер выступает одним из ключевых понятий в образовании социальных работников. Инициатива преподавания гендерных исследований в современных российских университетах возникает либо «снизу» и зависит, в этом случае, от позиции университетской администрации, либо «сверху», когда институциализация гендерно-ориентированных дисциплин происходит по решению министерства образования. По инициативе преподавателей и исследователей в преподавание курсов для социальных работников, как и в ряд других образовательных программ, вводится гендерная перспектива, в том числе, в таких предметах как «Семьеведение», «Социальная психология», «Социальная антропология», «Социальная политика», «Теория социальной работы». В новом законопроекте «О равных правах и равных возможностях для женщин и мужчин» рекомендовано введение гендерных курсов во все без исключения вузы России. Государственным образовательным стандартом высшего профессионального образования от 2000 года курс «Гендерология и феминология» признан обязательным в числе специальных дисциплин (СД. 02) специальности 350500 «Социальная работа». Сложившаяся ситуация благоприятствует в высшей степени развитию гендерных курсов в социальной работе, а также объясняет срочность и необходимость повышения профессионализма преподавателей этих дисциплин. В этих целях необходимо регулярное повышение квалификации преподавателей, ведущих гендерные курсы в вузе, постоянный обмен опытом и помощь начинающим лекторам.

В Западной Европе и Америке образовательные программы и школы, конференции по социальной работе обязательно включают перспективу гендера, поскольку иначе невозможно обсуждать способы решения социальных проблем, формы и причины социального неравенства. Конференции и школы по гендерным исследованиям на Западе, в государствах Восточной Европы и в тех странах третьего мира, где существуют подобные проекты, также включают секции, где обсуждаются проблемы акционистских и партисипаторных исследований в социальной работе и, главное, практики социальной работы с женщинами и мужчинами. Исключение составляют лишь те конференции по женским и гендерным исследованиям, которые касаются сугубо академических проектов исследований литературных текстов, философских изысканий, а также социологических и политологических исследований, не имеющих прикладной ориентации.

Радикальные и критические подходы к социальной работе

Анализ социальной политики и социальной работы, который содержится в этом пособии, основан на идеях феминистской и радикальной критики социального неравенства. Именно с этих теоретических позиций становится очевидным тот факт, что социальные службы, дома-интернаты и образовательные учреждения порой воспроизводят ту самую структуру социальных отношений, на которой базируется существующее в нашем обществе неравенство, в том числе по признакам социального класса, пола, инвалидности и возраста. А дискурс социальных проблем зачастую становится их источником. Ведь от того, что именно и какими словами говорится о пожилых, инвалидах, бедных, мужчинах и женщинах, детях и семьях в учреждении, профессиональном сообществе, СМИ и учебной литературе, зависит самоопределение специалистов и потребителей услуг — клиентов. Из того, что пишется в региональных программах и отчетах или что содержится на стендах и выставках, посвященных социальной работе и социальной политике, следует, как определяется человеческое достоинство и каковы различные роли, которые исполняются в этой драме социальными акторами — социальными работниками, педагогами, детьми и родителями, врачами, инвалидами, пациентами и пользователями социальных сервисов.

Остановимся кратко на идеях радикальной критики социальной работы, которые впервые зазвучали в полный голос на Западе еще в 1970-х годах, и хотя их влияние затем уменьшилось, некоторые идеи сохранились и успешно развивались в теории и практике социальной работы. Именно в радикально-теоретической среде выросли и получили распространение такие понятия, характеризующие взаимодействие социального работника и клиента, как мобилизация ресурсов (empowerment), защита прав (advocacy) и рост сознания (consciousness-raising).

Радикальный, критический, марксистский, феминистский подходы в социальной работе, как указывает М. Пэйн, имеют много общего между собой. Остановимся кратко на марксистском подходе, который выступает наиболее общим источником всех остальных критических направлений социальной работы. В его рамках можно выделить различные позиции или модели. С точки зрения прогрессивной модели, социальная работа — это позитивный агент изменений, поскольку деятельность социальных работников позволяет сблизить или интегрировать капиталистическое общество, в котором создана система, эксплуатирующая рабочий класс, с представителями рабочего класса. Эта позиция, несмотря на все различия, сравнима с функционалистским подходом к профессионализации, обсуждаемым в следующей главе, утверждающим прогрессивную роль социальной работы для «здоровья социального тела». Однако в марксистской перспективе есть существенная особенность: здесь специально оговаривается тот факт, что социальные работники не просто доминируют над клиентами в разрешении индивидуальных или групповых проблемных ситуаций, а обеспечивают и организуют коллективное действие и рост сознания, тем самым помогая осуществить позитивные социальные изменения. Этот подход сродни либерально-демократической модели феминизма, где большое значение придается именно образованию и совершенствованию правовых механизмов достижения социальной справедливости.

Следующий шаг в сторону критического анализа социальной работы делает репродуктивная модель. Социальные работники здесь — это агенты классового контроля, повышающие давление капиталистического общества на рабочий класс. Тем самым именно посредством социальной работы в обществе достигается воспроизводство социального неравенства, репродуцируется социальная структура со свойственными ей отношениями иерархии и контроля. Именно такой образ социального работника преобладает в массовой культуре на Западе, где создается стереотип сотрудника социальной службы как антигуманного бюрократа, отнимающего ребенка у матери, определяющего героя в психиатрическую лечебницу или предписывающего бедняге унизительные и заведомо бесперспективные условия поиска работы.

Еще одна модель марксистской критики социальной работы представлена контрадикторной (противоречивой) позицией, согласно которой социальные работники — это агенты капиталистического контроля, и в то же время они реструктурируют классовое общество. По крайней мере, такой потенциал у них имеется, так как они передают знание и власть государства своим клиентам, выступая для тех социальными адвокатами и координаторами услуг. Существование такого противоречия в их роли приводит к другим противоречиям, которые, возможно, вносят вклад в опрокидывание, распад структур капиталистического общества.

Упомянутую выше прогрессивную позицию как раз чаще всего и называют радикальной. Радикальная теория и практика социальной работы происходит из критики традиционной (психодинамической) социальной работы, теорий, полагающихся на психологические объяснения социальных проблем, и функционалистских теорий, которые принимают как должное существующий социальный порядок. Д. Макинтайр излагает основные позиции радикальной критики в адрес традиционной социальной работы следующим образом. Во-первых, исследователи и социальные работники, следующие традиционной схеме, склонны сводить сложные социальные проблемы к индивидуальным психологическим особенностям, имеют тенденцию «обвинять жертву», возлагая на клиентов ответственность за те проблемы, которые на самом деле имеют социальное происхождение, и тем самым отвлекают внимание от социальных условий. Во-вторых, традиционная социальная работа «приватизирует» клиентов, испытывающих социальные проблемы, и пытается решить их трудности индивидуально, вместо того, чтобы объединить их с теми людьми, с кем они могли бы разделить этот опыт и, возможно, справиться с проблемами совместными усилиями. Наконец, традиционная социальная работа, следуя сложившимся правилам объяснения и поведения, укрепляет несправедливое социальное устройство капиталистического общества.

Помимо критики методов социальной работы, радикальная модель осуждает негативные стороны самой системы социальных услуг. Поскольку роль социальных служб ограниченна и фрагментарна, они не в состоянии помочь человеку справиться с трудной жизненной ситуацией и не могут совладать с целым спектром социальных проблем, которые требуют своего разрешения. Кроме того, сама модель, по которой осуществляется финансирование учреждения, ограничивает имеющиеся ресурсы и не допускает принятие решений, противоречащих интересам финансирующей стороны. При этом корпоративная культура организаций формирует внутреннюю коллективную точку зрения, которая находится в согласии с интересами социального большинства, а иерархическое и бюрократическое устройство организаций приводит к усилению контроля и согласования с правилами и конвенциями. Наконец, позицию организации на заседаниях администрации и комитетов, отвечающих за деятельность учреждений социальной сферы, представляют те, кто выступают от имени системы и принимают ее правила, а не от лица угнетенных и непривилегированных. Таким образом, профессионализация социальной работы приводит к тому, что общество наделяет социальных работников статусом, доходом и другими преимуществами профессии. Отсюда следует, что социальные работники поддерживают существующее положение вещей и избегают проводить критический анализ проблем, с которыми им приходится сталкиваться.

Между тем отечественные руководители учреждений и департаментов социальной сферы пока еще не пришли к мысли о необходимости регулярной рефлексии, критической оценки и анализа эффективности своей работы. И пока, к сожалению, такие исследования проводятся нерегулярно и не стали частью современной системы социальной защиты в таком виде, как на Западе. В странах Западной Европы и Северной Америки государственные и неправительственные социальные службы активно сотрудничают с университетскими кафедрами социальной политики и социальной работы по разным направлениям, в том числе по вопросам оценки эффективности своей деятельности: кафедра получает заказ на исследование, в результате которого появляется отчет с рекомендациями, как улучшить практику работы социальной службы. Надо сказать, что традиция привлечения университетских кафедр соответствующего профиля для подобного рода обследований за рубежом достаточно давняя. Это неотъемлемая черта западной демократии — открытость критике и принципиальность независимой экспертизы, в отличие от других стран, где вышестоящие проверяют подчиненных, а центр контролирует провинцию.

Вряд ли сегодня следует доказывать, что социальная работа всегда выполняет функцию социального контроля, причем одна из ее задач -обеспечение конформности или того, что Дж. Пирсон назвал «связующим обязательством гражданского общества». Хотя эта функция и будет считаться легитимной, нет никакой уверенности в том, что этот социальный контроль будет всегда осуществляться в интересах клиента или тех социальных групп, к которым он принадлежит. В идеологии социальных служб, как и в социальной политике, защита и контроль, забота и развитие тесно переплетаются, и эти функции очень трудно разделить. Особенно это относится к государственным учреждениям, причем такая ситуация не уникальна для России.

Радикальная теория социальной работы подвергает критике профессионализацию, ибо повышение статуса профессионала может приводить к игнорированию мнений клиента и даже нарушению его прав. Согласно этой модели объяснения, становясь профессионалами-экспертами, социальные работники принимают позицию государства и тех социальных структур, которые угнетают непривилегированных людей, причем настаивают на своей профессиональной позиции даже в тех случаях, когда это противоречит интересам клиентов. Вот почему подготовка и переподготовка социальных работников обязательно должна включать не только традиционные знания, но и радикальную критику социального контроля, индивидуальных проблем клиентов и конвенциональных интерпретаций общества. К этому вопросу мы вернемся в следующей главе, когда будем подробно анализировать профессионализацию социальной работы.

«Анти-дискриминаторная практика», истоки которой находятся в радикальной критике социальных служб, основывается на широко известном принципе соблюдения прав человека, достижения социальной справедливости, которым сегодня руководствуются все без исключения социальные службы на Западе. По крайней мере, в идеальном случае социальные работники должны иметь в виду маргинальное положение угнетенных, или «слабозащищенных», в терминологии отечественной социальной политики, в контексте социальной и экономической структур.

Одна из форм радикальной социальной работы, как пишут Бэйли и Брэйк, реализуется через коллективное действие. Социальные работники взаимодействуют с общественными организациями, в том числе ассоциациями инвалидов, солдатских матерей, профсоюзами, обществами защиты прав и участвуют в политическом действии, в деятельности сообщества. Считается, что социальная работа сама по себе как профессиональная деятельность и система учреждений не может оказать существенного влияния на социальные изменения. Очень важна здесь работа в команде, основанная на принципах децентрализации и демократизации, поскольку это позволяет социальным работникам войти в местное сообщество, способствует их участию и глубокому проникновению в проблемы сообщества и оформлению коллективного действия.

Вторая важная форма и область радикальной социальной работы — это индивидуальная работа с клиентами. Социальные работники в этом случае помогают людям понять (и тем самым повышают их самосознание), что социальное неравенство и исключение отчуждают людей от общества. Объясняя проблемы клиентам, следует избегать индивидуализации причин и обвинения клиентов в существующих трудностях; в этой модели считается, что большинство личных и семейных неурядиц бедных проистекает из-за их материальных трудностей. Там, где приходится преодолевать сопротивление или достигать соглашения, объединение и коллективное действие с общественными организациями даст больший эффект, чем влияние одного лишь социального работника.

Акцент на материальных потребностях клиента имеет непосредственное отношение к изучаемой нами ситуации в провинциальном российском городе. Согласно радикальной теории социальной работы, бедность нельзя рассматривать как знак индивидуальных и эмоциональных проблем, поскольку данная модель выступает против таких терминов, как «иждивенчество», «культура бедности», полагая их дискриминирующими. Радикальный подход к объяснению социальных проблем и социальной политики в ряде стран Запада повлиял на развитие социального обеспечения, социальных гарантий и практики защиты прав клиента (advocacy).

Кстати, в настоящее время развитие социальной работы в странах третьего мира дает нам важнейшие основания для того, чтобы пересмотреть многие идеологические установки, сложившиеся в отношении этой профессии в западной литературе. Одно из направлений радикальной социальной работы сформировалось в Латинской Америке в 1960-70-х годах, где западные модели социальной работы оказывались неадекватными, ибо не учитывали того факта, что в бедных странах главным приоритетом является борьба за выживание. Именно поэтому политическая практика стала важной стороной деятельности социального работника. Действия социального работника, стремящегося осуществить позитивные изменения, направлены на демократизацию социальных институтов, активизацию самоуправления, создание особого правового пространства услуг для малообеспеченных слоев населения (реализация права на социальное обеспечение и гражданских прав), на объединение с социальными движениями, партиями, организациями, профсоюзами и ассоциациями.

В этом случае социальные работники могут следовать нескольким стратегиям. Консервативная стратегия предполагает профессионализацию социальной работы безо всякого политического участия; отрицающая стратегия — включение в общественную и политическую работу, но нежелание изменить социальные институты ради клиентов; антиинституциальная стратегия — стремление к депрофессионализации, снятию профессионального контроля для того, чтобы клиенты самостоятельно принимали решение (например, антипсихиатрия, отрицающая медицинскую и формальную социальную помощь в пользу самопомощи); трансформирующая стратегия — стремление трансформировать социальные институты, оказывая поддержку клиентам через профессиональное и политическое действие.

Выбор одной стратегии недостаточен: необходимо принимать во внимание, что эти стратегии пересекаются, иначе работа будет неэффективна. Важную роль для людей, живущих в общинах, подавленных бедностью и беспомощностью, может сыграть образование. Такие люди часто становятся объектами, которыми манипулируют, на которых воздействуют, а не свободными субъектами, которые могут действовать сами. Однако существует так называемый «страх свободы», от которого необходимо избавиться. Это достигается с помощью образования, включения в критический диалог между исследованиями и практикой.

Один из важных аспектов этого подхода — рост сознания, этического знания и самоосознания угнетенных людей. Такой подход тесно связан с деятельностью женских организаций, одна из целей которых — освобождение женского восприятия от стереотипов, поощрение понимания ими своего угнетенного положения и предпринимаемые совместные действия. Защита прав клиента — это одна из форм теории и практики социальной работы. Радикальная теория социальной работы убеждает нас в том, что очень многие социальные проблемы женщин являются следствием принятого до сих пор традиционного определения семьи, подразумевающего неравноправие и угнетение женщин; причем многие модели социальной работы принимают такое определение, чем лишь усугубляют положение женщин.

Основные принципы феминизма в гуманистической и критической социальной работе

Существует специальная модель социальной работы, которая называется феминистской. Это гуманистическое и критическое направление в социальной работе ставит целью активизацию ресурсов клиента, чтобы человек самостоятельно мог отвечать за собственную жизнь, вносит ценности эгалитаризма в отношения между работниками социальных служб и их клиентами, выступая альтернативой патерналистским отношениям между клиентом и специалистом, а также психоаналитической социальной работе, нацелена на активное изменение отношений, процессов и институтов социального, в том числе гендерного неравенства. Большинство современных моделей социальной работы испытало влияние теории и практики феминизма. Эмансипация, эмпауэрмент (усиление и активизация ресурсов) сегодня становятся неотъемлемыми признаками социальной работы во всем мире, когда речь идет о сопротивлении бедности, насилию против женщин и детей, жестокому обращению с детьми, о семейных конфликтах, изоляции пожилых людей, преступности, ВИЧ, СПИДе и проституции.

Практика феминистской социальной работы основана на принципах переосмысления власти, равноценности процесса и конечного результата, экосистемного подхода, переопределения, убежденности в том, что личное есть политическое. Переосмысление власти — принцип, который бросает вызов традиционным иерархиям и подвергает критике властные отношения между профессионалом-экспертом и зависимым от него клиентом, между менеджером агентства и его подчиненными, между политиками, администрацией и населением. Власть подразумевает контроль и господство над подчиненными для превращения их в пассивных и зависимых, поэтому те, кто обладает властью, сами определяют и диктуют цели, утаивают или искажают информацию и создают правила для контроля над поведением. С феминистской точки зрения, такая патриархатная концепция власти, узурпируемой небольшой группой, должна быть изменена и наделена смыслами партнерства, созависимости, делегирования полномочий, широкого распределения влияния, силы, эффективности и ответственности. Власть в социальной работе должна рассматриваться, скорее, как фактор, необходимый для создания определенных условий деятельности других, нежели как господство. Получение права на власть или притязание на нее является политическим актом, так как власть позволяет людям осуществлять контроль над собственной жизнью и дает возможность самим принимать решения.

Равноценность процесса и конечного результата означает, что нельзя достигать цели с помощью принудительных, несправедливых, жестоких или патерналистских методов. Поэтому именно то, как достигается цель, само по себе становится целью. Например, чтобы помочь матери-одиночке в поиске работы, вряд ли достаточно лишь обеспечить ей социальное пособие, необходимо предоставить возможности профессиональной подготовки и доступ к приемлемым услугам дошкольных учреждений. Между тем существующие программы поиска работы или переподготовки не учитывают особые условия, необходимые для самой большой социальной группы бедных в современной России — женщин, воспитывающих своих детей без поддержки со стороны мужчин или других родственников.

Экосистемный, или холистский, подход требует учитывать целостность и устойчивость изменений для индивидов, семей и сообществ, отрицая разобщенность и изолированность людей и общества. Изменение вряд ли можно осуществить лишь на микроуровне, так как в феминистской социальной работе для решения проблемы одного человека, семьи или группы приходится задействовать формальные и неформальные социальные сети, различные организации и разных специалистов, часто необходимо инициирование коллективного действия и привлечение внимания средств массовой информации к проблеме. Например, случай домашнего насилия над женщинами: порой кризисные центры, которые в принципе воплощают идеи феминистской социальной работы, занимаются лишь психологической и юридической помощью конкретным пострадавшим женщинам, хотя во многих других случаях подобные организации воплощают стратегию действий по предотвращению насилия, представляя себе данную проблему не индивидуальной, а политической. Такая стратегия подразумевает создание групп самопомощи, инициирование движений против насилия, образовательные программы для детей и молодежи, просветительскую работу с журналистами и другими профессионалами.

Принцип переопределения означает, что представители общественного движения за гражданские права, члены женских организаций имеют право голоса и самостоятельного определения своих проблем. В этом случае используются новые термины, чтобы называть людей и их проблемы, изменяются значения привычных терминов путем изменения конфигурации языка, лексических инноваций (например, herstory вместо history), производятся переименование мест и предметов, пересмотр старых понятий и создание новых. Тем самым осуществляется вызов власти, господствующим стереотипам и доминирующей культурной группе, присвоившей право на контроль над уникальным опытом угнетенных людей и его дискредитацию. Обладание правом на переименование собственного опыта становится акцией свободного волеизъявления. Феминистская социальная работа применяет этот принцип в процессе активизации коллективного потенциала социальных групп для решения политически важных задач. «Личное есть политическое» в связи с феминистской социальной работой соотносит индивидуальное поведение, ценности и убеждения личности с социальной политикой. Социальные движения, которые рождаются из совместных действий людей, влияют на поведение личности. Указанные принципы используются как в практике социальной работы, так и в образовательных программах, а также в исследовании качества социальных услуг.

Социальная работа, основанная на теории феминизма, отталкивается от представления, что идеология, социальная структура и поведение взаимосвязаны, например, проблемы клиента могут быть следствием твердых убеждений о традиционных гендерных ролях. Тем самым интервенция (социальная работа) в подобную ситуацию ставит следующие цели: достижение у клиента понимания воздействия, которое оказывают на поведение патриархатные ценности и структуры; развитие самоуправляемой, самореализующейся личности; создание или усиление структур, сообществ, практик, основанных на принципах эгалитаризма. В некоторых случаях требуется, чтобы индивидуальную или групповую работу терапевтического характера проводили социальные работники женского пола, хотя среди феминистски настроенных социальных работников встречаются и мужчины. Наиболее распространенные компоненты феминистской социальной работы включают интеграцию теории и практики, фасилитацию выражения точки зрения женщин ее собственным голосом, внимательное слушание женщин, работу в партнерстве с женщинами, рассмотрение частных вопросов как социальных, поиск коллективных решений социальных проблем, признание взаимозависимости, существующей между представителями местных, национальных и международных сообществ, понимание характера отношений между неоплачиваемой домашней работой женщин и рынком труда, учет связи между ответственностью женщин за других и необходимостью удовлетворять собственные потребности, способность оценивать и ценить опыт, навыки и знания женщин, уважение достоинства каждой женщины, соблюдение принципов и методов, которые гарантируют благополучие детей, мужчин и женщин.

Тот факт, что женщины часто становятся клиентами социальной службы из-за мужчин, стал на Западе очевидным в социальной работе в 1960-70-х годах, когда развивалось женское движение второй волны. Это и привело к оформлению гендерно чувствительной социальной работы, основанной на феминистских принципах.

Лена Доминелли предлагает несколько практических принципов социальной работы с женщинами:

• признавать разнообразие женщин; ценить их сильные стороны; избегать привилегий одним группам женщин в ущерб другим, поскольку это воспроизводит властные иерархии в обществе;
• относиться к женщинам как к активным агентам изменений, способным самостоятельно принимать решения во всех аспектах их жизни; предоставлять женщинам возможность высказаться, рассказать о своих потребностях и способах решения проблем;
• рассматривать индивидуальные проблемы женщин не сами по себе, а в контексте социальных ситуаций и признавать взаимосвязи между конкретными людьми и группами, имеющими отношение к проблеме; убеждаться в том, что потребности женщин удовлетворяются в системе их взаимодействия с другими людьми, группами и сообществами, а личность каждой женщины тоже рассматривается как система; признать взаимозависимый характер человеческих отношений, вследствие чего все то, что происходит с одним человеком или группой, имеет воздействие на любого другого человека;
• признать, что проблемы каждой женщины имеют социальные причины и работать как на индивидуальном, так и на социальном уровне в каждом случае интервенции; переопределять приватные, индивидуальные невзгоды как публичные, социальные проблемы; признавать принцип «личное есть политическое» на макро-, мезо- и микроуровнях практики; стремиться находить коллективные решения для индивидуальных проблем.

В свою очередь, осуществляя социальную работу с мужчинами, важно признавать следующие закономерности:

• гендерные отношения связаны с властью и играют большую роль в жизни мужчин; маскулинность объяснима в аспекте динамики властных отношений, в которых более сильные стремятся доминировать над теми, кто считается социально подчиненными или слабыми;
• существует связь между структурными ограничениями, индивидуальным поведением и недостатками эмоционального развития;
• мужчины имеют привилегированные позиции над женщинами в силу особой организации общества и отвечают за собственное поведение в практиках угнетения;
• мужчины различаются между собой; это разнообразие отражает, в том числе, различную степень привилегированности как отдельных индивидов, так и групп;
• существует системное сходство между мужчинами, которые упражняются во власти, угнетая женщин и детей, демонстрируя неподконтрольное и агрессивное поведение, и теми, кто хотя и не совершают насильственных действий, но уверены в справедливости социальных отношений, порождающих подобное поведение;
• необходимо приветствовать переопределение мужественности, чтобы оно основывалось на отношениях поддержки и равенства, а не угнетения и доминирования.